Ведьмин подарок

— Готы ненавидят эмо, особенно тру-эмо. Пазеров они не принимают всерьез, но Инга как раз была тру-эмо! — воскликнула Мила.

— Ты можешь перевести, что ты сказала, на понятный язык? — занервничала я.

«Тру» означает «настоящий». Есть пиплы, которые рядятся под эмо, надевают наши одежды, увлекаются нашей музыкой, но они лишь пазеры. Тру-эмо всей душой принимаают такие идеалы, как верность, преданность, дружба, любовь на всю жизнь. Эмо любят жизнь во всех ее проявлениях и боль для них — всего лишь еще одна эмоция, новое ощущение и новое состояние. Они никогда не уйдут на жизни по собственной воле, веря в то, что они в этом мире не просто так и должны получить от жизни ВСЕ, и они берут ВСЕ. Эмоций должно быть по максимуму, потому что жизнь одна и нужно сегодня испытать все, ведь завтра уже не испытаешь сегодняшние чувства. Они верят, что живут не для того, чтобы обгаживать других и причинять кому-то вред, они не АНТИ, они не ПРОТИВ чего-то, они стремятся лучшему и хотят, чтобы жизнь стала лучше и каждый человек стал счастливее, они живут, чтобы украсить этот мир и сделать ею чуточку светлее, хотя и не считают его плохим.

Слушая горячую, искреннюю речь этой девочки, которая была моложе меня всего на одиннадцать лет, я почувствовала себя по сравнению с ней старухой. Возможно, и я в ее годы так же увлекалась, только теперь этого не помню, но увлекалась я не эмо, а романом Александра Грина «Алые паруса», песнями трупа «Spice Girls», «Машина Времени», тяжело переживала смерть принцессы Дианы и мечтала вырваться из рутины провинциального городка, районного центра, уехать в большой город и встретить там своего принца. В моей жизни настоящие эмоции подарили мне двое мужчин — Антон и Егор, из-за обоих я испытала боль и горечь утраты. В последнее время в моей жизни часто присутствует страх — тоже неподдельное чувство.

По количеству драм в жизни меня в тру-эмо должны были принять уже давно, но я прервала поток се слов:

— Стоп, стоп! Значит, ты подозреваешь, что готы имеют отношение к исчезновению твоей подруги, но не пояснила, почему. То, что тру-эмо — люди прекрасные и безобидные, я уже поняла, но неужели готы могут пойти на криминал, похитить человека? Ведь не из-за того, что одеваются иначе, чем эмо, и слушают другую музыку?

— Вот посмотрите! — Она полезла в сумку и достала несколько смятых бумажек. Я расправила их и начала читать, на каждой было написано всего по паре фраз: «Эмо — ублюдки! Убирайтесь вон!»; «Эмо — дерьмо! Пошла вон!»;

«Педовка, сука печальная! Не уберешься, с тобой то же самое будет, что и с твоей подружкой!»

Последняя записка меня крайне заинтересовала.

— Похоже, это уже не детские игры! — произнесла я. — Ты знаешь, кто это написал?

Девочка вздрогнула, странно взглянула на меня и одним быстрым движением сгребла все записки в кулак. Похоже, излишним любопытством я себя выдала.

— Мы разве на кастинг не едем? — с вызовом спросила она. — Кофе вроде мы уже выпили!

— Сейчас поедем. Вот только ответь… — начала я, но девочка вскочила и кинулась к выходу, бросив на ходу:

— Больше я ничего говорить не буду! Какая я дура!

Мне пришлось на несколько минут задержаться в кафе, чтобы расплатиться, и, когда я вышла, ее нигде не было видно. Вокруг простиралась огромная парковая зона, где было легко затеряться целому духовому оркестру вместе с инструментами, не то что худенькой девочке. Не исключено, что она уже вышла на парковый серпантин и по нему упускается к набережному шоссе.

Я набрала номер Милы по мобильному и долго слушала гудки, но она все же ответила.

— Куда ты пропала? Мы можем опоздать на кастинг!

— Вы меня совсем за дурочку держите?! — расстроенно произнесла Мила. — Никакого кастинга нет — вы все придумали. Вы из милиции?

Я поняла, что придерживаться первоначального плана больше нет смысла, этим еще больше все испорчу.

— Мне надо было с тобой поговорить, Мила, но я боялась, что ты не будешь откровенной, и поэтому придумала эту легенду. Но я не из милиции, я журналистка.

— Вы меня снова обманываете. А я столько вам по глупости рассказала, что и жить не хочется! — В голосе девочки слышалось отчаяние, и я испугалась.

— Мила, можешь не волноваться — то, что ты рассказала, останется между нами. Я тебе сейчас перешлю фотокопию моего журналистского удостоверения, чтобы ты не сомневалась в моих словах, а затем поговорим.

Свое удостоверение — пластиковую карточку — мне пришлось сдать, но у меня оставалось удостоверение с предыдущего места работы — редакции желтой газетенки «Треллой-плюс», известной выдуманными сенсациями из мира непознанного. Вот его-то я и сфотографировала мобилкой и отправила ММС-сообщением.

После этого я вновь набрала номер Милы и, когда она откликнулась, предложила:

— Мила, давай поговорим. Я тебе обещаю, что не буду настаивать, если ты не захочешь отвечать на вопросы. После разговора я тебя подвезу, куда ты скажешь.

— Хорошо. У меня тоже есть к вам вопросы. Ожидайте возле машины, — медленно, словно раздумывая, произнесла Мила и через пять минут подошла ко мне. На этот раз она устроилась на заднем сиденье.