Ведьмин пасьянс

«Американец или англичанин, но не афганец и не пакистанец», — подумал Антон, разглядывая телохранителя. К его удивлению, афганец, сидевший в кресле, заговорил на довольно чистом русском языке.

— Меня зовут Абдулла, что означает «раб Аллаха». Это имя носил отец пророка Мухаммеда, да благословит Аллах его и приветствует… А как тебя зовут, откуда ты?

— Антон… Барановский.

— Дальше говори, Антон: номер части, звание, откуда ты родом. Как ты ко мне попал — я знаю, а вот как ты попал в Афганистан, чтобы воевать против его жителей, и почему — мне неизвестно. И не вынуждай меня прибегать к силе — я все и так узнаю, но тебе будет больно!

— Родом с Черниговщины, это на Украине. Воинская часть номер 2626, младший сержант.

— Украина… Знаю, я там бывал… Скажи мне — вчера мы окружили и уничтожили ваш отряд, который бесчинствовал в Дехикалоне [32]— из всех ты один остался живой. А пощадил я тебя только по одной причине — хотел узнать, каким чарсом вы напичкали себя, что совсем не боялись смерти, шли в полный рост на пулемет, и даже ранение не могло вывести вас из строя, а только смерть?

— Никакого чарса мы не принимали…

— Я не говорю, что именно чарс, — меня интересует, что именно вы принимали! Я участвовал не в одном бою, видел окумаренных от дури, но это было не то — с таким, как вчера, чтобы все были как один — не встречался.

— Не знаю…

— Не хочешь говорить, а зря. Мы не звери, какими нас представляют наши командиры. Вот смотри — рядом со мной стоит Азизулла, а не так давно его звали Борис. Как и ты, попал ко мне в плен, немного побыл здесь, осмотрелся, принял ислам, и теперь он мой телохранитель. Я ему доверяю. Но бывает другое — двое его товарищей пытались бежать, и они умерли. Нурулла перерезал каждому горло. Чирк — и готово. — Он рассмеялся. — Но мы не звери — редко делаем «красный тюльпан» — это все пуштуны, а мы таджики. Ты, наверное, не знаешь, но Афганистан многонациональная страна, и афганец афганцу рознь.

— Знаю. Рассказывали в «учебке».

— Очень хорошо. А теперь ты мне все расскажешь, у тебя иного выхода нет. Вижу, побледнел — правильно, что испугался. Мои люди умеют заставить говорить, есть много способов — пропустить электроток от «динамо» через гениталии или, например, разбить молотком твои яички и многое другое. Но я человек цивилизованный, врач, хотя так и не доучился до конца, поэтому ты попробуешь «эликсир правды» — гуманитарную помощь американцев. Ощущение тоже не из приятных… Но прежде возьмем твою кровь на анализ, отошлем в лабораторию, чтобы определить, чем ты напичкан. — Он подал знак, и двое охранников усадили Антона на пол и заставили обнажить руки. Абдулла довольно рассмеялся, заметив у Антона на вене левой руки следы от множества инъекций.

В комнату вошел смуглый человек с медицинским чемоданчиком и вначале взял кровь из вены, а затем сделал укол, и вскоре Антон впал в беспамятство, превратившееся в море боли…

Пришел в себя все в той же яме, но теперь здесь лежали какие-то тряпки, из которых он соорудил себе ложе и укутался подобием одеяла. Все тело болело, как будто по нему промаршировало стадо слонов. Это еще можно было терпеть, но не головную боль, когда казалось, что невидимые обручи так сжимают череп, что глаза готовы вылезти из орбит, и преследовало навязчивое желание биться головой о стенку ямы, чтобы снять боль. Биться Антон не стал, а вот лбом прижимался к ледяной стене, и боль потихоньку утихала, но не надолго. Лишь наступившая ночь избавила его от головной боли, обрекая на мучения из-за холода.

«Еще одну ночь здесь я не выдержу», — сделал вывод Антон, дрожа от холода, пытаясь прыжками на месте и приседаниями немного согреться.

Но он оказался не прав — он выдержал и следующую ночь, и много других ночей. Днем его выводили из ямы и заставляли что-то делать по хозяйству, поручая самую грязную работу. Кормили два раза в день простой пищей: лепешки, луковицы, иногда давали немного творога — слегка сладковатого, совсем не похожего на тот, который ел дома. Больше его к Абдулле не водили. Нурулла, его постоянный конвоир, говорил на ломаном русском и иногда развлекался разговорами с пленником. Как-то он проговорился, сообщил, какова его будущая участь: зимой его отправят в Пакистан, в лагеря.

Это был совсем небольшой кишлак — здесь жило всего десятка три семей, — и назывался он Санкхона [33]. Все жители беспрекословно подчинялись Абдулле. Кроме Антона у него других пленников не было. То, что плен, — это то же рабство, Антон знал из книг, но насколько оно ужасное, осознал, только оказавшись здесь.