Человек пять здоровенных мужиков пытались прижать его к полу, но то ли у кабатчика здоровье было медвежье, то ли он мухоморовки обпился, но всех их усилий хватало лишь на то, чтобы кое-как удерживать Афиногеныча на крыльце.
– Там! – ткнул пальцем, морщась и матерясь, Васек за угол кабака.
Я было сиганула с рук Пантерия, чтобы обернуться и помочь Ваську, но черт схватил меня за шкирку:
– Не дури! – и, как собаку какую-то, толкнул туда, куда указывал Васек, велев: – Фроську лови! Это важнее!
Я в три прыжка оказалась за углом «Чарочки», проклиная Подаренку, которая так и не дала мне насладиться человеческим обличьем.
Я ревниво на скаку обернулась, выискивая сестренку, и тут в горло мне вцепилась какая-то прыткая черно-бурая тварь, швырнула меня на спину и начала трепать, стискивая зубы все сильней и сильней. Я задушенно мявкнула и с перепугу начала пластать все вокруг когтями. Обидчик мой, не ожидавший такого сопротивления, подпрыгнул высоко, а я с удивлением узнала в нем хорька.
– Озверел, чучело лесное! И – завизжала я.
Хорек уставился на меня, открыв рот, а до меня вдруг дошло – вот она, маленькая вонючая тварь, что при Фроське крутится! И я, выпустив пошибче когти, пошла к нему той самой кошачьей походкой, которая приводит в ужас дворовых кобелей.
– Стоять!!! – рявкнула я вдогон сорвавшемуся с места хорьку и порадовалась, что не успела обернуться, иначе черта с два бы я его догнала.
Трава, ветки, заборы, узкие лазы замелькали так, что у меня дух перехватило. Я летела, видя только бешено виляющий хвост, и, как мне показалось, два раза мимо промелькнули сапоги Пантерия и Илиодора. Мы молниями пролетели по чьим-то возам, пугая людей и лошадей, вылетели на дорогу, где мне чудом не раздавила голову чья-то кляча, и вломились в придорожные кусты.
– Рви их, Муська! – орал Илиодор, топоча где-то позади. – Десять тысяч будут наши! Я тебе золотую шлейку куплю!
Представив, как он вышагивает себе по Златограду со мной на поводке и с Ланкой в обнимочку, я так наподдала от злости, что очень скоро имела удовольствие вцепиться в хвост хорьку, мстя когтями за весь женский род.
– Ага! – закричала я, и тут же меня в живот пнул угрюмый мужчина, выскочивший как из-под земли.
Стукнувшись об березу, я с удивлением отметила, что мы где-то в густом лесу, а еще порадовалась, что я не красна девица. Если бы меня в родном обличье так пнули, то уже, пожалуй, поломались бы все ребра. Хорек, взлетев по штанине мужика, нырнул ему в заплечный мешок, и они торопливо потрусили в ельник.
– Куда?! – заорала я, повторяя путь хорька по штанине к загривку.
Мой нежданный обидчик охнул в растерянности, а я вцепилась зубами в его шею и тут же взвыла, чувствуя, как челюсти сводит от соприкосновения с сильным ведьмовством. В глазах полыхнуло зарево. Я зарычала, чувствуя, что голова лопнет от зубной боли, и, не помня себя, начала рвать когтями ведьмину удавку, которую сгоряча не заметила. Шерстяной шнурок с травой и железной нитью лопнул враз. Спаситель хорька ухватил одной рукой разорванную нить, другой – меня за шкирку и, воззрившись на свою добычу с удивлением, заторможенно, словно плохо соображал в эту минуту, еще раз тюкнул меня об березку. И выставленные когти не помогли. Шмякнувшись лбом о дерево, я потеряла сознание.
Волк потрясенно смотрел на разорванную нить, то трогая себя за горло, то снова возвращаясь взглядом к руке. И первой мыслью его было – прямо сейчас сигануть в чащу и бежать до самых Урочищ, не оборачиваясь, но потом он вспомнил пыточную палату Разбойного приказа и сам себе велел: «Не горячись!» Позади заскрипели приминаемые кем-то сучки,
Под березой лежала девица, которую он и без запаха бы узнал, – та самая Лапоткова, что его промеж ушей тупой стороной сабли шарахнула. Одета она была, как и всякая ведьма, не по-деревенски, а с причудами. Черные штаны в облипку, полусапожки с меховыми отворотами, а поверх рубашки – кроличья безрукавка.
«Ну извини, – мысленно попросил прощения Волк, – щас я тебе всю красоту испоганю». И, ухватив ее за шиворот, быстро сволок в ямину, испачкав одежду о глинистый склон. Чуть поколебавшись, спихнул на нее еще и перепревшей прошлогодней хвои. Справа и слева, словно лоси, ломая подлесок, ломились, невнятно угрожая и перекликаясь, дружки бесчувственной ведьмы.
– Чего там? – забился в мешке Хорек.
– Молчи, пока нас не сцапали! – припугнул его Волк, все так же крепко сжимающий горловину мешка и быстрым летящим шагом удаляясь от места захоронки. – Кого ты нам приволок?
– А я почем знаю? – дрыгнулся в мешке дружок. – Думал – кошка колдуна, хотел придушить по-быстрому.
– Вот же ты тварь подлая!
– Ты кого тварью назвал?! – начал рвать мешковину напарничек, но тут из леса на них выскочила вторая ведьма, и они уставились друг другу в глаза.