Ведьмин круг

- Я тебе сказала однажды, что ты жесток, - медленно прого­ворила она. - И могу это повторить. Ты более жесток, чем лю­бой, кого я встречала. И даже не представляешь себе своей же­стокости... - Она вновь поглядела ему прямо в глаза. - Как ты поведешь себя с той женщиной, на которой сорвался? Трижды подумай. Потому что она-то ни в чем не виновата. И не вздумай извиняться перед ней, ты ее убьешь.

- Что я, совсем идиот? - хмуро бросил Высик, повернув­шись к окну.

Наступила пауза.

- Если хочешь чаю, чайник надо заново подогреть, - дру­гим тоном сказала Мария.

- Да, спасибо... - рассеянно ответил Высик.

Он смотрел на поздний октябрь за окном, и снова в голове крутились строчки:

... Я жду вас, как сна золотого,

Я гибну в осеннем огне,

Когда же вы скажете слово,

Когда - вы - придете - ко мне?

И, взгляд опуская устало,

Шепнула она, как в бреду:

«Я вас слишком долго желала,

Я - к вам - никогда - не приду!..»

Высик закусил губу - и ощутил на языке привкус крови. Он поднес ладонь к губам, отнял и тупо посмотрел на кровь, все обильней сочившуюся из прокушенной губы.

- Это что еще такое? - Мария встала, решительно подошла к нему. - У тебя есть вата и перекись водорода?

- Лучше водкой, - криво усмехнулся Высик. - Бутылка в шкафу для одежды, за форменным кителем.

Мария с профессиональной четкостью промыла губу вод­кой, а Высик еще и вовнутрь принял, для верности.

- Куда ты теперь? - спросил он.

- Поюжней куда-нибудь. У меня дальние родственники есть в Сталинграде, попробую податься к ним. Там нужны рабочие руки. А потом посмотрим...

- Деньжат я тебе подкину, не отказывайся.

- Не откажусь.

- Если хочешь, задержись на несколько дней, в себя придешь.

- Незачем. Дорога лучше лечит.

В тот вечер Высик проводил Плюнькину в Москву, помог ей взять билет на Сталинград, сесть в поезд. Сердце защемило острой болью, когда поезд, отходя от платформы, стал набирать ход, и она помахала ему рукой из окна.

Едва проводив поезд, он направился в рюмочную при вок­зале - и одной рюмкой дело не кончилось. Назад, в электричке, Высик ехал таким «хорошим», каким, наверное, прежде никог­да не бывал - на алкоголь голова у него была крепкая.

- Жестокий... - бормотал он, созерцая в окно хмурые осен­ние пейзажи. - Кто-то ведь сказал, что часто нужно быть жес­токим, чтобы быть добрым? И в конце концов...

В конце концов хмель выветрился, пока он ехал, а потом шел пешком. Высик завернул во флигелек ко врачу.

- Уф!.. - сказал он, проходя и тяжело опускаясь на стул, ког­да врач впустил его. - Дела!

- Наслышан, - отозвался врач. Он выдвинул нижний ящик комода и достал толстую книгу в простом картонном перепле­те. - Вот он, ваш гроссбух.

Высик махнул рукой.

- Это уже не важно. Раз я жив, и... и вообще.

- И вам даже неинтересно, что в нем? - удивился врач.

- Почему, интересно, - сказал Высик.

Он взял гроссбух и стал его пролистывать.

Много цифр, много мелочных подсчетов. Вперемешку записи типа «2 простыни, 3 наволочки от Никитичны» и «Вегин - отпущено - погашено», «Ишкин - отпущено - расход». То, как старуха уравнивала в правах каждую копейку, не важно, от чего полученную - от стирки белья за гроши или за отпуск морфия за большие деньги, и не важно, как потраченную - на пакет перловой крупы или «на довольствие работникам», как это у нее отмечалось, тоже многое говорило о ее характере. Даже то, что деньги головорезам, которые, наверное, боялись ее, как огня, - проходили у нее как нормальная зарплата - и пойди разберись, имеется в виду прополка огорода или убийство... Да, можно было с достаточной долей уверенности предполо­жить, из какого социального слоя она вышла, и какие безус­ловные стереотипы сызмальства настолько вколотили в ее хитроумную головенку, что никакие разумные соображения не могли их преодолеть. Такая женщина могла маскироваться как угодно, но не могла не проколоться на несвежей простыне, потому что в ней на уровне рефлекса засело, что нет хуже гре­ха, чем проделывать два раза одну и ту же работу, бессмыс­ленно растрачивая время и силы.

Внимание Высика привлекла одна запись: «Седьмое июня - годовщина сорока дней - отмечено». День убийства мужика, от­правленного под поезд. Высик лихорадочно перелистал странич­ки назад. Да, вот оно. «Седьмое июня - сорок дней - отмечено». День убийства стрелочников. Высик и раньше обращал внима­ние на совпадение дат, но ему в голову не пришло связать их с днем уничтожения банды. Все правильно, с двадцать девятого апреля по седьмое июня выходит ровно сорок дней. Поминки по Уклюжному. Кровавые сороковины - чтобы лучше помнили.

И еще одно Высик искал в этих записях. И нашел. «Ажги­бис - отпущено - на содержании». Иначе говоря, этот человек деньгами за морфий не расплачивался.

- Все правильно, - сказал Высик. - Старуха - настоящая глава банды, Ажгибис - предатель. Очень пригодилось бы, если бы меня не стало. Но я-то обо всем догадался намного раньше. Практически обо всем... кроме того, что дело вертится вокруг морфия.

- Когда же и как вы догадались? - полюбопытствовал врач.

Высик ненадолго задумался.