Пальцы погладили крестик. Видать, права была матушка, сказав, что он сбережет ее, защитит от обид. Изменит жизнь. Впрочем, жизнь уже меняется. Она почувствовала это с того момента, когда надела защитный амулет.
В зал молча вошла старуха и принялась убирать со стола.
– Оставь все как есть. Я еще не позавтракала. – Софья потянулась за ватрушкой. Старуха поставила поднос с тарелками на стол, и прежде чем уйти, хрипло выпалила:
– Если ты думаешь, что я буду тебе прислуживать, пока хозяина нет, то ошибаешься! И то, что ты посмела расстроить его, тебе еще аукнется! Бесстыдница! Никому не позволю его обидеть! Тем более такой, как ты!
Софья посмотрела ей вслед и сжала крестик. Эту злобную ведьму надо усмирить первой!
После отъезда Ильи Николаевича Софья несколько дней не выходила из дома. На улице разверзлись хляби небесные. Дождь лил как из ведра, а ветер выл такой, что по ночам казалось, будто адские псы устроили логово возле их усадьбы.
Старуха приходить перестала, присылала девок. Те молча приносили по утрам воду и уходили. Ее явно перестали замечать, будто она стала призраком. Возможно, это тоже заслуга амулета. По крайней мере, ничего обидного в их молчании не было. Гораздо обиднее было, когда слуги шушукались у нее за спиной и не таили усмешки, когда она на них смотрела.
В это утро никто воду для умывания ей не принес.
Софья оделась, спустилась в обеденную залу и растерянно оглядела пустой стол. Никто даже не удосужился приготовить ей завтрак!
Выйдя в коридор, она заглянула на кухню, в комнаты слуг и подивилась их отсутствию. Впрочем, в глубине души она была уверена, что они где-то рядом. В поместье. Нужно лишь выйти из дома и повернуть к конюшне…
Сердце забилось сильнее, в ожидании… Чего?
Накинув плащ, она обулась и, подчиняясь наитию, вышла во двор. Холодный воздух с ароматом дождя и прелых листьев ворвался в легкие, сделал мысли прозрачными. Дождь прекратился, ветер утих, сорвав с деревьев последние листья и расстелив их ковром по земле.
Тоскливые рыдания, донесшиеся до Софьи, лишь подчеркнули красоту утра и не стали неожиданными. Она вдруг припомнила сон, привидевшийся ей этой ночью. Словно она стоит на берегу бурлящей реки под проливным дождем, а старуха бьется в воде, не в силах выбраться из черных глубин. Сон был таким реальным, что Софья даже не удивилась, когда, проснувшись, почувствовала намокшей ночную рубаху, словно она и впрямь была в непогоду на берегу незнакомой реки.
Софья сжала крестик так, что его грань впилась в ладонь.
Не мешкая более Софья сбежала по каменным ступеням и свернула к конюшне. Слуги толпились у ворот. Женщины тоскливо выли. Рядом стояли конюх с мальчишкой-помощником, дворник и угрюмый высоченный мужчина с русыми волосами и бородой цвета спелой пшеницы. Софья его не знала. Впервые увидев в то утро, она решила держаться от него подальше. Она, как зверь, чуяла исходящую от него опасность.
Софья подошла бесшумно. Первой ее заметил незнакомец. Увидел и взгляда не отвел. Его глаза синие, с фиолетовыми искорками, смотрели непривычно: по-доброму, с пониманием. Остальные тоже обернулись и остались стоять, угрюмо глядя на нее.
От такого приема Софья даже сбилась с шагу, остановилась и собралась было уйти, но что-то не дало ей этого сделать. Вскинув подбородок, она закуталась в плащ и подошла ближе. Слуги расступились, открыв ее взгляду лежавшее на холстине тело старухи. Ее глаза были выпучены так, словно перед смертью она увидела самого дьявола, а рот искривился в предсмертном крике.
– Закройте ей глаза! – приказала Софья. Сон оказался вещим. – Как она умерла?
Слуги промолчали, и только синеглазый охотно ответил:
– Ее утопили. Мы нашли это на ее ладони… – Он шагнул к покойнице, разжал ее кулак и поманил Софью. Та нехотя подошла и остолбенела, разглядывая выжженный на коже старухи отпечаток креста. Ее креста…
Собственный крик заставил Соню очнуться.
– Тише… Чшш… – Над ней тут же склонился Вик. – Все хорошо! Все закончилось!
– Это я убила ее! Я! – Соня слепо уставилась на свою ладошку и посмотрела на Вика. – У тебя кровь на щеке и на лбу.
Она потянулась к нему, но он тут же перехватил ее руку и улыбнулся.
– Пройдет! Ты никого не убивала! Это все сон! Те нарики живы-здоровы! И теперь зализывают раны где-то подальше от этого дома! Я слышал в криминальных новостях, что таким образом было совершено несколько квартирных краж. Теперь подумают, прежде чем устраивать этот цирк!
– Но я… – Соня вдруг вспомнила и вытаращенные, мертвые глаза этих, так называемых «нариков», и кровь на лицах, и безжизненные тела. Она была уверена, что те мертвы. По крайней мере, мужчины. Хотя девица, скорее всего, тоже. А самое главное, Соня вспомнила нечеловеческую ярость, рвущуюся из нее наружу. Желание уничтожить всех и вся, кто причинит вред ее любимым или ей. Откуда в ней это?! – Я убила их!