Из рассказа Агай понял – когорту гоплитов спасти было нельзя. Как горячий, только что откованный топор, брошенный для остыву на лед, протаивает собой нору, пока не замрет в толще, отдав все тепло, так и когорта, теряя гоплитов, прошла сквозь несколько рядов и остановилась, утратив силу тарана. И пала вся.
– Тесей дрался не как мальчишка. Да примут его в объятья запредельные герои. Вепрем отбрасывал с пути персидов, – докладывал Скил. – Мы потеряли многих, но вылазка не была пустой. Ксар подтвердит. И еще, владыка, я понял – знает перс про наши стрелы. Шибко двигаться потому не могут, что панцири и щиты у них вдвое утолщены. Меч плохо берет, а обычные стрелы отскакивают, Я так думаю – новые тоже сильно не помогут. Не врал сын толмача. Был хромой сармат в Персиде.
Агай помрачнел. Веко на левом глазу начало подергиваться. Он прижал его ладонью, потом поехал ею вниз, будто сдирал с лица кожу.
– Как же так, Ксар? – зло, по-стариковски, прошамкал он. – Говорил, что перехватил наконечник, я верил, а персы знают про него. Неужели врешь мне с тайным умыслом? Каким? Мастера моего хорошего зря оболгал. Зачем?
– Не я, а женщина оболгала его. – Ксар провел руками по ляжкам, тупо уставился на испачканные кровью ладони. – И меня обманула. Ее слова я тебе передал. Доверился я, а не умыслил против тебя. Я бы заставил ее подтвердить невиновность мою, да умерла она.
– Жива, Ксар, – обронил Скил. – Сама хотела наконечник царю передать, как просил ее Азгур, да ты в воду ее обмакнул, думал – утопил. Чтобы на Лога хулу навести.
Ксар схватился за меч, но Скил сжал его руку, придержал.
– Судить тебя я не вправе, – сказал он, и страшные шрамы порозовели. – Она жива, но все равно как мертвая, на счастье твое. Но не в этом дело. При царе говорю. Стрелу не ты Дарию преподнес, нет за тобой измены. И не ярись зря. Я хочу правду утвердить в сердце царя нашего. Сомневается он, что наконечник побывал в Персиде. Был. Оттуда и привез его сын толмача. Азгур сейчас в Ольвии. Пошлю за ним – подтвердит.
Агай, как держал бороду в кулаке, так и стоял, слушая речь Скила. Ксар вырвал свою руку из скиловой, процедил:
– Азгура ты мог выдумать. Почему не привел его сразу к владыке? – Он потер запястье. – Женщина утопила Лога, а я ее как шпионку. Зачем мне было на мертвого его хулу возводить?
– А на мертвого ты и не возводил. – Скил усмехнулся. – Возвел, когда твои люди увидели его где-то живым и невредимым.
– За слова твои…
– Замолчите! – прикрикнул Агай. – Спорите во время войны! Я один за вас думаю, а я стар… Жив, говорите, мастер? Это хорошо. Все я простил ему.
– И то, что он греет в груди своей царевну? – Ксар блеснул глазами. – Что думает о невозможном?
– Все, – повторил Агай. – Хватит с вас моего разговора. Будем пятиться от персидов на расстоянии полета стрелы. Дарий думает, – перехитрил меня. Навесил на воинов лишнего железа и победил! Устанут и снимут. Вот когда мои лучники раскроют тайное. Вот когда я ударю по нему всем войском. И еще. Вести прилетели от Куна. Сам не верит Когулу, сюда бежит бегом. А теперь вы, два крыла моих, обнимитесь. Тебя, Скил, люблю за правдивость твою и другое хорошее. Тебя, Ксар, за ярость к врагам нашим. Обнимитесь. Или меня уже можно ослушаться?
Старейшины похлопали друг друга по плечам. Делали они это только ради царя. У самих глаза были тяжелыми, углы губ опущены. Ксар даже фыркнул подрагивающими ноздрями. Похлопали по плечам и разошлись. Агай видел, что примирение их неискренне. Это ему не понравилось. Он подумал, что просто отступать тоже не годится. Надо, чтобы головы их и руки были заняты. Поэтому сказал:
– Ты просил, Ксар, позволения тревожить персидов. Я даю на это согласие. С которыми сегодня ходил в бой, с ними и ходи. Других брать не смей. Я узнаю и накажу. И тебе, Скил, позволю. Гарцуйте, грейте кровь, а то она у вас холодной станет, совсем как у меня. Теперь оставьте меня. Устал я.
Прибыв в свою ставку, хромой уже не застал Агафарсиса живым. Новый царь, Когул, его воспитанник, принял старика милостиво, но от «подарков Дария» отмахнулся беспечно. Только прельстивший его халат взял с радостью. Хромой задумчиво смотрел на веселого Когула, окруженного совсем иными людьми, чем отец его, и не мог понять, что у него на уме. А новый царь, казалось, не думал совсем о делах своего царства. Он по-прежнему ласкал Ледию, напивался кумысом. Иногда бил ее. Видно, соскучился. Щеголял в подаренном халате, якобы с плеча самого властелина Персиды, нисколько не догадываясь, что халат столь раздолен, а Дарий так мал ростом, что утонул бы в нем или разбился, наступив на узорчатую полу.