Ведьмин клад

Демьян Субботин. Сибирь. XIX век

Еловая лапа больно хлестнула по лицу. Демьян чертыхнулся и тут же торопливо перекрестился. Вот же гадские места! Изживают из человека все божеское, оставляют только черную, в самую душу вгрызающуюся тоску да алчность, от которой спасения никакого нет.

Золото, золото! Уж как он уговаривал брата уехать, не оставаться в этой глуши, на прииске этом проклятом. Да разве ж Акима переупрямишь! «Погодь, брат, еще чуть‑чуть – и явит нам Господь свою милость». Дурак, неужто не видит, что нету тут Бога и милости никакой нет, а кто есть, о том и думать страшно.

Ведьма! Как есть ведьма! Очи зеленые, что молодые еловые иголки, а волосы рыжие, как лисья шкура. И сама точно лиса – верткая, текучая. А смотрит так, что аж сердце занимается – бежать хочется куда глаза глядят, чтоб только подальше от этого мхом поросшего леса, от Лисьего ручья, прииска этого ненавистного, от нее – ведьмы…

Зима ноне выдалась ох какая лютая и снежная, даже старики таких холодов не помнили. По весне, как начал снег сходить, лес превратился в непролазное болото, а Лисий ручей – в реку такую, что без страху и не перейти. Валуны из воды торчат здоровенные, а поди ж ступи – склизко все, ненадежно, того и гляди в воду свалишься. Утонуть не утонешь – плавает он хорошо, с младенчества на Волге‑матушке рос, – а вот хворь какую подхватить, как Аким давеча, – это запросто.

Аким удалью своей завсегда любил похвалиться. Да и не понапрасну: рослый, плечистый, лицом хорош. Не то что он, Демьян. Все, чего старшему с избытком судьбинушка пожаловала, того младшему скупой рукой отмерила. Росточку невеликого, здоровья незавидного, да и рожа кривая – девка какая ежели и глянет, так сразу и отвернется. Или, и того хуже, пожалеет. А не нужно ему, Демьяну Субботину, жалости! И братова заступничества тоже не нужно! Он сам за себя постоять сумеет. Лучше его с ножом ни один мужик на прииске управляться не умеет, даже охотники из местных. И страшатся его не за то, что он Акимов меньший брат, а за то, что лютый, ни страху, ни пощады не ведает. И девки страшатся, оттого, видать, неласковы. Одна только не боится совсем. Ведьма! Смотрит так, что все нутро аж выворачивает, с насмешкою смотрит. Лучше б уж с жалостью, ей‑богу…