– Да сам Петраков и сказал. Я же говорю – он из корпуса вышел и прямиком к нам, в нашу палату. Я как раз в чемодане разбирался. Ну, вошёл он и говорит, правда, что ли, будто в вашем отряде какое-то пари затеяли, про чертей там чего-то? А я ему говорю – ты откуда знаешь? А Петраков этот улыбочку такую ехидную состроил и говорит: «Ништяк, мужики, моя агентура работает…» Прямо так и сказал. А я ему говорю – ну, и что тебе агентура наболтала? Кто у нас спорит? А он отвечает: – известное дело, вы с Серёжкой Полосухиным. Я говорю – не лезь не в своё дело и вообще гуляй отсюда, из нашего корпуса. А он отвечает – если этот парень, ты то есть, оттуда целым вернётся, мы тоже у себя в отряде на Ведьмин Дом спорить будем. Только пусть он, то есть ты, что-нибудь страшненькое нашим ребятам расскажет. Про то, как сидел там. А то, говорит, я ему ухи оборву. Ну, он сявка, он же не знает, что у тебя по самбо первый разряд. Он вообще, конечно, парень сильный, но тебя вряд ли уделает. А если что – мы поможем.
Да, хитёр Санечка, ничего не скажешь. Только в одном месте прокололся. Лёха уже был в палате, когда этот тип, Петраков, заявился. Уже подметал. И они его прогнали. А у Саньки получается – он уже после из второго корпуса со шваброй вышел. То есть с веником. Кстати, кто бы ему там дал веник? В лучшем случае послали бы подальше, а то и по шее могли бы. Но главное даже не это. Если бы Санька правду говорил – обязательно рассказал бы, как Лёха в палату вошёл, когда они там с Петраковым трепались. Вот и было бы железное доказательство на Маслёнкина. Но Санечка об этом молчит. Так что ошибка у него вышла.
Однако сейчас ему надо что-то отвечать. Позлить его, что ли?
– Интересно, кто это поможет? Ты, что ли, хиляк-разрядник?
– Зря ты так, – мирно ответил Санька. Я же по правде говорю. Да разве только я? Весь отряд вступится. У нас ведь не как во втором, у нас ребята дружные.
Серёга едва не фыркнул от смеха. Ну как же, дружные! Как ржать над кем-то, они всегда дружные. Или того же Саньку терпеть. Это они дружно терпят. Сплочённо, как сказала бы Дуска.
А кстати, он ведь не случайно катит баллоны на Лёху. Или заподозрил что-то, или чует, что власть у него над Лёхой не такая уж и прочная. Вот и хочет его задавить. Но у самого ни фига не получится – вместо мускулов кисель. А тут такая удача, готовый самбист имеется.
Удивительно, как здорово работала сейчас у Серёги голова. Все Санькины планы он вскрывал, точно консервные банки. С чего бы это вдруг? Неужели и впрямь оттого, что твёрдо решил в Ведьмин Дом идти?
А Санька ничего не замечал. Он уже и по сторонам не оглядывался. Возбуждённым голосом он шептал Серёге прямо в ухо:
– Ты понимаешь, Серый, какой он гад? На этих спорах собирается свой бизнес делать! Ты, может, и целым оттуда вернёшься, ты ведь смелый. Это я ночью погорячился, а так я понимаю… А если другие туда ходить начнут? Вдруг у кого сердце больное, или нервы не в порядке? Случится что-нибудь, нам с тобой знаешь как стыдно будет! Могли остановить, а не остановили, сдрейфили.
Серёга молчал, хмуро глядя себе под ноги. Солнце ли напекло ему голову, мозги ли перевернулись от усталости, но внезапно пришла на ум пакостная мыслишка. Вдруг правду говорит именно Санька, а Лёха врёт? А что, с чего это он так сразу поверил Лёхе? Может, тому на самом деле надо с Серёгой подружиться, чтобы он его от Саньки защищал. Мало ли что Лёха хороших слов наговорил! Кто знает, что у него на уме? А Санька? Санька, конечно, гад, но не дурак. Понял, что зашёл слишком далеко, что жареным запахло – вот и пытается всё назад вернуть.
Но тут же Серёга понял, что чепуха это всё. Как он мог такое вообразить? Неужели в нём самом столько грязи накопилось? Или от Саньки набрался? Лучи, что ли, какие-то от него исходят? Как можно было забыть Лёхины глаза? Словами можно врать, словами что угодно можно делать, а вот глазами не соврёшь. И вообще, разве можно Саньке хоть в чём-нибудь верить? Достаточно в его жёлтые кошачьи щёлочки заглянуть – и всё станет ясно.
А всё же на секунду, но поверил. Значит, не в Саньке дело, не в каких-то его особых лучах. В нём самом эта гадость сидит, внутри. Значит, не один там червячок. Значит, много. В первый-то раз он Лёху заподозрил ещё когда они носилки таскать начали. Не понравилась ему Лёхина заботливость. Нечего сказать, хороший друг. А что если бы Лёха узнал об этих его мыслях? И о тогдашних, и о том, что сейчас? И думать об этом не хочется, потому что в глубине души знаешь – Лёха бы простил. Но именно поэтому ему и было тяжко.
– А всё из-за этого козла, Маслёнка, – негромко продолжал Санька. – Если бы он не растрепал…
Серёга приготовился. Ну, сейчас он ему вломит! Сейчас эта скотина умоется красными соплями!
Но тут же он понял – нельзя! Не время драться. Санька тут же возьмёт Лёху под колпак. И тогда уж точно про всё разнюхает, он такой. И отомстит. Чем-то же он Лёху держит, и уж во всяком случае, не кулаками. Чем-то покрепче. И значит, выдавать себя нельзя. А надо, наоборот, Саньку до конца расколоть.