ВЕДЬМАК

— Задание? — вздохнул канцлер. — Нет. Речь идет о драконе, а это явно превышает пределы твоих возможностей, ведьмак. Уж предпочитаю рубайл. Тебя же я хотел лишь предупредить. Предостеречь. Ведьмачьи причуды, в основе которых лежит деление чудовищ на добрых и злых, я и король Недамир можем терпеть, но не желаем о них слышать, а тем более видеть, как их претворяют в жизнь. Не лезьте в королевские дела, ведьмак. И не якшайтесь с Доррегараем.

— Я не привык, как вы выразились, якшаться с чародеями. Откуда такие мысли?

— Доррегарай, — сказал Гилленстерн, — переплюнет своими причудами даже ведьмаков. Не ограничивается делением чудовищ на хороших и плохих. Считает, что все они хорошие.

— Немного преувеличивает.

— Несомненно. Но отстаивает свои взгляды с яростным упорством. Я, честно говоря, не удивлюсь, если с ним что-нибудь приключится. А то, что он присоединился к нам в странном обществе…

— Я не спутник Доррегарая. И он не мой спутник.

— Не прерывай. Общество довольно странное. Ведьмак, напичканный принципами, словно лисья шуба блохами. Чародей, повторяющий друидские бредни о равновесии в природе. Молчаливый рыцарь Борх Три Галки и его эскорт из Зеррикании, в которой, как известно, складывают жертвы к лапам статуи дракона. И все они ни с того ни с сего присоединяются к охоте. Странно, верно?

— Пусть будет странно.

— Так знай, — сказал канцлер, — что у самых загадочных проблем бывают, как говорит практика, самые простейшие решения. Не заставляй меня, ведьмак, прибегать к ним.

— Не понял?

— Понял, понял. Благодарю за беседу, Геральт.

Геральт остановился. Гилленстерн послал коня вперед, догнал обоз и присоединился к королю. Мимо проехал Эйк из Денесле в стеганом кафтане из светлой кожи и с вмятинами от снятых лат, ведя за собой вьючного коня, нагруженного оружием, цельным серебряным щитом и огромной пикой. Геральт приветливо поднял руку, но странствующий рыцарь отвернулся, сжав тонкие губы, и пришпорил коня.

— Не очень-то он тебя любит, — сказал Доррегарай, подъезжая. — А, Геральт?

— Оно и видно.

— Конкурент? Оба вы работаете в одной области, так сказать, только Эйк — идеалист, а ты — профессионал. Почти никакой разницы, особенно для тех, кого убиваете.

— Не надо сравнивать меня с Эйком, Доррегарай. Неизвестно, кого ты обижаешь таким сравнением, его или меня, но сравнивать не надо.

— Как хочешь. По мне, честно говоря, оба вы одинаково отвратны.

— Благодарю.

— Не за что. — Чародей похлопал по шее коня, напуганного воплями Ярпена и его краснолюдов. — Я считаю, что называть убийство призванием отвратительно, низко и глупо. Наш мир пребывает в равновесии. Уничтожение, избиение каких-либо существ, заселяющих этот мир, нарушает равновесие. А это, в свою очередь, приближает гибель, гибель и конец того света, который мы знаем.

— Друидская теория, — отметил Геральт. — Знаком. Однажды мне ее изложил один старый гиерофант, еще в Ривии. Спустя два дня после беседы его разорвали на куски крысолаки. Нарушения равновесия не наблюдалось.

— Мир, повторяю, — Доррегарай равнодушно посмотрел на него, — пребывает в равновесии. Природном. У каждого вида есть свои естественные враги, и каждый является естественным врагом для других видов. К людям это тоже относится. Уничтожение естественных врагов человека, чему ты посвятил свою жизнь и что уже становится заметно, грозит вырождением расы.

— Знаешь что, колдун, — занервничал Геральт, — подойди как-нибудь к матери, у которой василиск сожрал ребенка, и скажи ей, что она должна радоваться, потому как благодаря этому человеческая раса избежала вырождения. Посмотришь, что она тебе ответит.

— Прекрасный аргумент, ведьмак, — сказала Йеннифэр, подъехав к ним сзади на своем вороном. — А ты, Доррегарай, следи за словами.

— Я не привык скрывать свои взгляды.

Йеннифэр въехала между ними. Ведьмак заметил, что золотую сеточку на волосах она сменила на ленту из скрученного белого платочка.

— Так поскорее начни скрывать, Доррегарай, — сказала она. — Особенно перед Недамиром и рубайлами, которые подозревают, что ты намерен помешать им прикончить дракона. Пока ты лишь болтаешь, они смотрят на тебя как на неопасного маньяка. Но как только попытаешься что-либо предпринять, они свернут тебе шею, ты и охнуть не успеешь.

Чародей пренебрежительно усмехнулся.

— Кроме того, — продолжала Йеннифэр, — проповедуя такие взгляды, ты подрываешь основы нашей профессии и призвания.

— Это чем же?

— Свои теории ты можешь прилагать к любым существам и червям, Доррегарай, но только не к драконам, ибо драконы — естественные наисквернейшие враги человека. И речь идет не о деградации человеческой расы, а о самом ее существовании. Чтобы выжить, надо расправиться с врагами, с теми, кто может свести на нет самое возможность выживания.

— Драконы — не враги человека, — вставил Геральт. Чародейка взглянула на него и улыбнулась. Одними губами.

— Об этом, — сказала она, — предоставь судить нам, людям. Ты, ведьмак, создан не для оценок. Ты создан для работы.

— Как заводная, безвольная игрушка?

— Это твои слова, не мои, — холодно ответила Йеннифэр. — Но сравнение точное.