Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

В своих рассказах о дерзких проделках Панци (до того волнительных, что у старушки едва не выпрыгивало сердце из груди) няня подробно описывала новые ухищрения Гудвина. Этим она вконец разбередила душу Эльфабы, которая мечтала забыть о том, что в мире творятся неправедные дела.

А старуха без умолку трещала за обеденным столом про то, как Волшебник создал детскую организацию с подходящим названием «Цветы Империи». Как всех ребят-манчиков с четырех до десяти лет обязательно в нее записывали и летом отправляли на месячные лагерные слеты, где те клялись хранить услышанное втайне. Настоящая шпионская игра для мальчишек! Как Панци притворялся крестьянином, везущим картошку, и пробирался через охраняемые ворота. О-ля-ля, сколько приключений! Аппетитная дочка лагерного начальника — конфетка в летнем платьице, ухаживания, выдумки, враки. Опасения, что их застукают, и кто — дети! Вот смеху-то!

«Какая же ты все-таки деревенщина, — думала Эльфаба, слушая няню. — Не понимаешь, что рассказываешь о пропаганде, промывке мозгов с малых лет, вовлечении детей в своеобразную войну». Теперь, когда в ее собственной жизни появился ребенок, Лир, Эльфаба с особенным отвращением слушала, какими грубыми методами действуют на восприимчивые детские умы.

Она ушла к себе, перевернула тяжелую кожаную, с золотыми застежками и серебряным узором обложку «Гримуатики» и погрузилась в чтение, выискивая, откуда в человеке берется такая жажда власти. Неужели такова человеческая природа? Неужели внутри каждого человека скрывается хищный зверь?

Эльфаба стала искать рекомендации по свержению правителя. Нашлось множество рецептов, но общей тактики не было. Рассказывалось, как отравить края чаши, заговорить ступеньки, чтобы с них соскользнула нога, заставить любимую собачку впиться в хозяина смертельной хваткой. Да много чего! Описывалось, например, дьявольское изобретение — длинная и тонкая нить, наполовину червь, наполовину огненный шнур, которая вползает в человека ночью через любое естественное отверстие и вызывает особенно мучительную смерть. Сплошной карнавал жестокости и хитрости! Но особенно привлек Эльфабу небольшой рисунок в разделе «Коварные подробности». Рисунок этот, сделанный искусным художником, изображал дьяволицу, вокруг которой красовалась изящная надпись: «Оскал Якаль».

Эльфаба протерла глаза и снова посмотрела. Нарисованное существо было отчасти женщиной, отчасти степным шакалом. Ее рот был раскрыт в хищном оскале, а полурукой-полулапой она тянулась к запутавшемуся в паутине человеческому сердцу. При этом чудовище поразительно напоминало матушку Якль из монастыря.

Эльфаба тряхнула головой. Права была Сарима: ей повсюду мерещатся заговоры. Она перевернула страницу и продолжила чтение, но так и не нашла полезных советов о том, как сбросить тирана. Ничего, что объяснило бы ей, как люди могут быть такими подлыми. Или добродетельными — если такие все еще бывают.

2

Гибель Манека пришлась сокрушительным ударом по всей княжеской семье. Казалось, будто его жизнью пришлось заплатить за спасение Лира. Сестры видели в Манеке будущего Фьеро и мечтали, что он вернет Киамо-Ко былую славу. И действительно, если не он, то кто? Трусливый Иржи бесполезен, как, впрочем, и Нор, которая мало того что девочка, так еще и вечно витает в облаках.

Прикрываясь словами смирения, повторяя «бог дал, бог и взял», Сарима еще больше отдалилась от сестер и ела теперь одна в Солнечной комнате. Иржи и Нор, прежде объединявшие усилия против проказника-брата, теперь реже играли вместе. Иржи пристрастился к чтению и стал ходить в старую часовенку изучать псалтыри и молитвенники. Нор побаивалась этого места: она была там, когда отпевали Манека, и считала, что там бродит его призрак. Из попытки подружиться с тетушкой ведьмой тоже ничего не вышло.

— Опять Чистри дразнить собралась? — набросилась на девочку Эльфаба. — Не видишь, я занята? Иди к другим приставай.

Она сопроводила свои слова пинком, и Нор с визгом и плачем, как будто тетушка ведьма сделала ей больно, в страхе ретировалась.

Теперь, когда близилось лето, она уходила гулять: спускалась в горную долину, вдоль которой тянулся ручеек, а потом поднималась на склоны гор, где овцы лакомились сочной весенней травой, самой вкусной за год. Раньше ей ни за что не разрешили бы так далеко забираться одной; теперь же до нее никому не было дела. Уж лучше бы запрещали и ругали, чем так, когда совсем не обращают внимания. Нор было страшно одиноко!

Как-то раз она ушла особенно далеко. Ее выносливые, крепкие ноги готовы были, казалось, шагать без устали. Нор было всего десять лет, зато каких! Свою зеленую юбку она подоткнула за пояс, чтобы не путалась, а рубашку сняла из-за палящего солнца и обернула вокруг головы вместо платка. Все равно на ее груди еще только намечались те выпуклости, которыми можно кого-нибудь смутить. Да и кого тут смущать, кроме овец? Разве что пастуха. Так она его еще издалека увидит.