Ведьма в Царьграде

– Сдается мне, что истинных кудесников с тех пор, как древлянских разогнали, и не осталось больше на Руси. Встречала я несколько раз умелых чародеев, но они за почетом и славой, как эти, не гонялись, а постигали волшебство в дальних пределах, где оно еще не замутненное и сильное. Эти же… Ведь есть здесь чародейство, чую я, да как-то не справляются с ними волхвы. И будто утягивает силу волшебную куда-то.

Свенельд ответил почти равнодушно: мол, ей, ведьме, такое лучше ведомо. Его другое волновало: есть ли на священной Хортице живая и мертвая вода? Малфрида пожала плечами. Будь тут вода – она бы учуяла.

Они с варягом сидели над рекой на выступающих из буйных трав гранитных глыбах, а перед ними разливался могучий Днепр, выступали из вод каменные гряды-острова, сплошь обсиженные стаями чаек. Свенельд расстелил на камне свое корзно, расположился подле чародейки, щурясь от яркого солнечного сияния. Легкий ветер трепал его светлый чуб, бросал на зеленые глаза длинные пряди, а сам варяг казался разнеженным на солнышке ленивым котом. Но Малфрида уже успела заметить, сколько он сделал по прибытии на остров. По его наказу суда свернули в более узкий и спокойный рукав Днепра, там причалили к отмелям, стали в тихих заводях, а свиту княгини Свенельд разместил в стане из раскинутых в безопасном месте шатров, прислугу же отправил рыбачить, а сам еще и с волхвами сговорился, чтобы не мешали людям поохотиться, дабы было чем такую ораву кормить. К тому же пообещал часть добычи отдать волхвам, а пока подарил им бочонок меда стоялого, чтобы выпили, подобрели и не так надменно принимали гостей. Уладив с волхвами, еще и дозоры расставил. И все-то у него было учтено, все он упомнил и отметил – и Ольга хвалила ведьме варяга своего, говорила, что без его опыта походного так быстро и умело они бы тут не управились. Малфрида опять намекнула: если так хорош для тебя воевода Свенельд, если сама отмечаешь, что польза от него, пошто не взглянешь на него не как правительница, а как женщина? Одной-то плохо. А Ольга ответила ей странное: зачем ей связываться с варягом, когда тот, пока Малфриды не было, о ней волновался, ждал, повторял все время, что опасно было Малфриде с малой дружиной отправляться в полные опасностей степи. И как сказала княгиня! Как зыркнула! Или по старой памяти взревновала Свенельда к чародейке?

Малфриду это только позабавило. И все же приятно было узнать, что былой ее ладо о ней печется, переживает. Хотя при встрече повел себя не как возлюбленный, а как старый, закадычный друг. Даже пожурил за своевольство, но было все же видно, что рад ее возвращению. И от этого Малфриде с ним было хорошо, тепло, можно сказать, даже уютно. Ибо что опасаться с таким, как варяг? Пусть он сейчас и кажется расслабленным, но и в его небрежной позе чувствуется сила, готовность ко всему. Ведь любой тревожный знак – и Свенельд опять будет начеку, вмиг все оценит и решит, как поступить. Но пока тревожиться вроде нечего. Сияет над Днепром ласковое солнышко, шелестят травы на ветру, взлетают и садятся чайки на каменистые гряды. Вон и спутницы княгини гуляют вокруг святилища по натоптанной за века тропинке, принарядились все, затосковали небось за время пути по своим расшитым жемчугом и самоцветами уборам. У самой воды, на песчаном берегу, гомонят собравшиеся у костра воины Святослава, молодой князь и сам там, так еще непривычно выглядит его оголенная голова с длинным клоком русых волос на темени. Да, хорошо тут, спокойно. Может, еще так хорошо и потому, что рядом сидит Свенельд. Малфриде казалось, что век бы так с ним оставалась, ни о чем не тревожась, доверив все сильному, умному и надежному воеводе Свенельду.

Она так и сказала, что нравится ей тут с ним. Даже придвинулась, склонила голову на сильное плечо варяга. Расслабилась.

Свенельд тоже потерся щекой о ее лоб. Потом вздохнул, отбросив изжеванную травинку.

– Хорошо, говоришь? А ведь сама от меня ушла. И позови я назад – пойдешь ли?

Важное спрашивал, но спокойно, без трепета. И она так же ровно ответила: а зачем? Вот они рады свидеться, рады побыть вдвоем, да только оба понимают, что судьбы у них разные, нравы не подходящие, желания не похожие. Поэтому и не сладилось бы у них, останься вместе. Так что пусть все будет как есть. И им спокойнее, и Ольга не разгневается, не возревнует.

– Это Ольга возревнует? – переспросил Свенельд. Он мягко отстранился от ведьмы, откинулся на спину, заложив руки за голову. И вздох глубокий – так о чародейке никогда не вздыхал. – Да что я Ольге? Она вообще последнее время равнодушная какая-то стала. Посмотрит, бывало, словно и не на человека, а на цацку какую блестящую: иметь приятно, да поднадоела уже. А то, что у меня оттого еще больше тоски, ей-то что? Все ее заботы ныне о посольстве своем. О том день и ночь говорит, только это ее и тревожит. А что собирается сделать то, что для нее никто не совершал, ей даже задора прибавляет. Ибо если Ольга решила, то кажется ей, что и Днепр повернуть вспять в силах. И откуда в ней уверенность такая?