– Мы сейчас пойдём с тобой снимать отпечатки пальцев, понял?
Вовка кивнул, и они двинулись по коридору. Кабинет находился почти в самом конце, у пожарного выхода.
Теперь Вовкой руководили, словно марионеткой. Молодой полицейский измарал его руки во что-то чёрное, каждый палец отдельно отпечатал на белоснежном бланке со специально отмеченными местами, затем одну и вторую пятерню разом.
Вернулись в тот самый кабинет, на то же место. Теперь к ним пришёл ещё один полицейский. Он покашливал, растирал красные глаза и выглядел измученным, как и сам Вовка.
– Ваня, записывай каждое слово, – сказал Багрянцев коллеге. – Ну что ж, начнём: Вова, скажи мне, только честно, с Мамаевым в сговоре был?
– С кем? – он не сразу понял, кто это, хоть и видел памятники с этой фамилией рядом с сегодняшней могилой.
– Не прикидывайся! Полицейский, которого ты убил.
– Нет-нет, поверьте мне, я никого не убивал.
– Как не убивал?
– Это не я.
– А кто? Твой подельник?
– Нет.
– Вот те на! Ну хорошо, Вова Кузьмин, рассказывай, как всё было с самого начала.
И он стал рассказывать, глядя на стол – там он отыскал неглубокую выщербину, за которую зацепился взгляд:
– Мы с Митяем решили ограбить ведьму…
– Погоди, Митяй – это кто?
– Это мой друг.
– Полное имя!
– Дмитрий Сергеевич Логвинов.
– Хорошо, продолжай!
– Так вот, мы с ним решили ограбить ведьму. Ночью разбили окно, залезли к ней, обыскивали дом, но вдруг услышали шум. Я заметил, как кто-то пробирается внутрь и огрел его первым, что попалось под руки.
– Медной статуэткой?
– Наверное, я не помню, было темно. Мы посадили его на стул и связали. Митяй и правда хотел замочить его, но я вдруг заметил на улице ещё кого-то. Женщину. Она стояла с ножом и пялилась прямо на нас.
– Стояла с ножом?
– Да, как приведение.
– Описать можешь?
– Смуглая, тёмные длинные волосы – наверное, по пояс. Она бросилась к нам, и мы слиняли, выпрыгнули в окно. Утром я пошёл на работу, и Палыч сказал мне, что мента… простите, полицейского убили.
Толстяк взглянул на коллегу.
– Палыч, должно быть, кузен Мамаева, – сказал тот Багрянцеву, а затем обратился к Вовке: – вы работаете вместе?
– Да.
– Ох, какое интересное совпадение, вы проникли в дом, связали человека, который тоже решил проникнуть в тот же дом, а потом просто убежали, испугавшись бабы с ножом? – Багрянцев грохнул кулаком по столу. – Давай не дури мне!
– Но я говорю правду…
– Ты сам-то веришь в свою правду? Ладно, где твой друг, этот… Митяй? Где живёт?
Вовка назвал адрес. Багрянцев вышел и вскоре вернулся. Он продолжал терзать его вопросами, выворачивая их и так и этак, чтобы найти лазейку в его словах, ждал его ошибку, чтобы словить на лжи, но Вовка повторял одно и то же.
В окошке позади Багрянцева стало темнеть. Измождённого Вовку вывели из кабинета, а навстречу уже вели Митяя с разбитым носом. Его взгляд пылал ненавистью, он отчётливо произнёс одними губами «Сука!», глядя Вовке прямо в глаза.
VIII
Оба подозреваемых говорили одно и то же, причём никто из них и словом не обмолвился об убитой старушке, а когда Багрянцев стал твердить, что они убили и её, Керченский наблюдал, как они менялись в лице: Владимир бледнел и, запинаясь на каждом слове, клялся, что они не убивали ни Мамаева, ни бабку. Они выглядели так, будто впервые слышат об этом. Оба, как один говорили о женщине с ножом, говорили о том, что просто сбежали, когда она направилась к дому. Казалось бы, нелепица, но показания сходились полностью.
Сообщник Владимира, Дмитрий Логвинов был более хладнокровен, сперва пытался отрицать даже тот факт, что кто-то ещё пробрался в дом, но после – повторил сказанное Владимиром почти слово в слово.
Багрянцев составил протокол, в котором указал, что задержанные пролезли в дом Гульназ, убили Мамаева, в то время как соседка услышала шум и подошла к окну, чтобы посмотреть, что произошло. Чтобы не оставлять свидетелей, они убили и её.
Керченский вспомнил о маленькой детали. Когда-то давно он приезжал на вызов к старушке. Тогда ещё она отлично слышала, но в день убийства он обнаружил слуховой аппарат на её тумбе. Он позвонил Жилину:
– Дело есть! Скажи, пожалуйста, убитая бабка была глухой?
– Ага, Мамаев говорил, что глуха, как тетерев. А что?
– То есть она не могла услышать ночью шум из соседнего дома?
– Ну скажем так, мы с Мамаевым ехали в машине, и он вдруг начал говорить, что бабку тоже прокляли. Она твердила, что ведьма её лишила слуха. У неё вроде был слуховой аппарат, так что…
– Он был на зарядке.
– Тогда вряд ли.
– Спасибо, Жилин, ты очень помог.
Керченский повесил трубку и вернулся в кабинет. Открыл дело, вытащил фотографию тумбы из дома старушки и, ворвавшись в кабинет капитана, положил на его стол.
– И что? – фыркнул Багрянцев.
– Слуховой аппарат, – сказал Керченский, – он стоит на зарядке. Она не могла услышать…