ВЕДьМА, мэйд ин Раша! (СИ)

Взять хотя бы Мартына! Несчастный парень был даже не классическим, а просто-таки карикатурным образчиком отличника-зубрилы: был тощ и бледен, как выросшее в темноте растение, носил жуткие очки с толстыми стеклами в кошмарной старушечьей оправе, самой яркой чертой внешности Мартынко был намазанный зеленкой интеллигентный прыщик на выпуклом лбу, а уж занудлив был... Впрочем, себя Ева считала куда более несчастной, ибо это чучело было уже несколько лет в нее “тайно” влюблено – разумеется, в курсе тайны были все – и невозможно было найти в Верескове уголка, где Еву не преследовал бы преданный, как у побитой собаки, взгляд через толстые линзы очков. Вместе они смотрелись еще более нелепо, чем Мартынко сам по себе – хотя нелепее, казалось бы, уже нереально! – Ева была яркой, кудрявой и, обтекаемо выражаясь, склонной к полноте девчонкой, обаятельной, смешливой, но не особенно эрудированной, так что на ее фоне горе-ухажер смотрелся еще более тоще, бледно, и занудливо, чем обычно. Евгения сочла бы Мартынко сущим наказанием судьбы, если бы та же судьба не огорошила ее такой пакостью, как контрольные работы, к которым кто-то должен был подтягивать, да домашние задания, которые надо было у кого-нибудь списывать. Можно, конечно, было бы обратиться к Дашке Кукушкиной, но та была привередой почище учителей, списывать не давала принципиально, а при репетиторстве пыталась ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вбить в кудрявую голову подружки весь пройденный материал, которым Ева замусоривать память была категорически не готова. Ну зачем ей в жизни будут нужны все эти неправильные дроби, формулы, события да даты?! Так что подруга не подходила категорически, вот и приходилось время от времени являть Мартынко свою благосклонность и позволять совершать учебные подвиги во имя дамы своего сердца. Ему несложно, он на целый класс старше... О том, что парню приходится выполнять два комплекта домашних заданий – для себя за восьмой класс и для нее за седьмой – девочка особо не задумывалась. Да и все равно ему нечем заняться, кроме как над учебниками корпеть, а она девушка молодая, красивая, стоит и оставлять время личной жизни... Хотя в плане личной жизни было глухо. Мартына Ева за парня не считала, а “настоящие мужчины” вниманием чего-то не спешили радовать. Немного успокаивало то, что она не была в этом болоте одинока: маловато романтики было в жизни Дарьи – отличницу угораздило втрескаться в одного из второгодников из банды Рыжего Юрика, про Елену, тайно (для объекта и явно для всей школы!) влюбленную в первого школьного красавчика Матвея Олесина, вообще говорить не стоило, Алинку – совсем еще ребенка в душе – мальчишки не занимали, и даже у Марго Великолепной, считающей себя верхом совершенства, на амурном фронте не ладилось, в данном случае – по вине самой Маргариты, поклонников-то у нее хватало, но все не подходили по привередливым запросам питерской “светской львицы”. Надеяться на неожиданную судьбоносную встречу в Верескове, где все с пеленок друг друга в лицо знали, было бы наивно... Да что вообще неожиданного или хотя бы странного может произойти в этом болоте?! Ева задумчиво потеребила бусы на шее. Эти бусы, представляющие явную антикварную ценность, Алинка откопала в сундуках у своей бабули – мировой старушки, хоть и слегка с приветом, но очень веселой и общительной, что Евгения всегда ценила в людях. Они входили в комплект маскарадного костюма, на последнюю примерку которого сегодня вместе с девчонками следовало зайти после уроков к Алине в гости. Поначалу директриса категорически запретила ученикам празднование “буржуазного” праздника Хеллоуина. Душой Олимпиада Богдановна до сих пор жила в далеком прошлом и не желала признавать, что современные подростки чем-то отличаются от тех, что учились у нее лет сорок назад. Директриса искренне огорчалась, что отменили форму и вместо черно-коричневой толпы перед ней мелькает разноцветная, запросто могла устроить ученице разнос за подкрашенные губы, ее возмущала современная музыка, интересы нынешней молодежи и все, без исключений, веяния “загнивающего Запада”. Идея праздника едва не провалилась с треском, но школьников здорово выручила бабушка Алинки – Ядвига, владеющая симпатичной кафешкой, вполне способной вместить не столь уж многочисленных старшеклассников единственной вересковской школы. Она же подала идею не просто маскарада, а в славянском стиле, за которую Алинка, вечно жаждущая куда-нибудь применить свои дизайнерские способности, радостно ухватилась. Костюмы придумывали всем коллективом, но в основном, конечно, работали Алина и новый “эксперт по моде и стилю” Марго, слегка заземляющая неуправляемый полет фантазии первой. Получилось совсем неплохо, Ева с нетерпением ждала конца уроков... Впрочем, она ВСЕГДА с нетерпением ждала их окончания, начиная со второго урока (поскольку первый, как правило, проводила в полусне с открытыми глазами)... – Евгения! – Денис Денисович? – девочка подняла голову, пытаясь сообразить, чего историк от нее хочет. Денис Денисович с шутливым поклоном кивнул на доску. – Ну, так и что же ты готова нам рассказать о Бородинском сражении, Ева? “Упс” К доске Евгения шагала, словно на плаху, едва волоча ноги и то и дело горестно вздыхая. Класс откровенно хихикал, Денис Денисович тоже украдкой усмехался в усы... Может, если его развеселить, натянет на троячок? Учителя Еву, не смотря на ее легкомыслие и некоторую лень, вообще-то любили... Нервно теребя жемчужные бусы, Евгения комично гримасничала и честно пыталась хоть что-то вспомнить, не сводя с учителя умоляющего взгляда. Сама себя не слыша, она несла какую-то околесицу, почерпнутую из смутных воспоминаний о том, что там говорили Мартын и помешанная на “Войне и Мире” Дарья... больше в голову (и на язык) лезли подробности о бале Наташи Ростовой, ее романтическим отношениях с Андреем... и почти ничего – на тему, собственно, войны... – У меня не урок литературы, Евгения, – качнул головой Денис Денисович. – конечно, это неплохо, что ты интересуешься литературными произведениями до того, как их начали проходить в школьной программе, но мне хотелось бы услышать... Ладно, так и быть, поставлю “три”, если скажешь, кто воевал с Наполеоном. Дарья с ужасом и осуждением взирала на мучения Евы у доски, Алинка вертелась на стуле, пытаясь подсказать жестами, мимикой и невнятным мычанием, не разжимая губ. Наконец, что-то придумав, принялась черкать что-то ручкой на своей ладони и, закончив, развернула ладошку к Еве. Та, щурясь, пыталась разобрать мелкие каракули... – Ну же, Ева? “Тройку он поставит, как же! А слабо хоть одну пятерку мне поставить? – уже откровенно гримасничая и яростно теребя несчастные бусы, телепатировала на всех волнах Денису Денисычу девочка. – ну поставь пятерку, а!” – Итак? – Кутузовский! – рявкнула успевшая разобрать часть фамилии Ева. Класс рухнул, а учитель как-то странно передернулся, встопорщив усы... – Можешь садиться, Евгения, – каким-то деревянным голосом произнес он. Девочка, сообразив, что сказала что-то не то, обреченно понурилась. – тебе “пять”. – Что?!