Ведьма и тьма

Малфрида поспешила съехать с тропы и укрыться в ближайших зарослях. Оттуда и следила, как едва не миновавший селение отряд стал замедлять ход по команде светловолосого предводителя. Она уже не сомневалась – это Варяжко. Именно он направился к корчме. О, этот сообразительный парень мигом все выведает. И хотя на миг почувствовала удовлетворение – значит, ищут ее, тревожатся! – но от одной мысли, что придется вернуться назад… О, для нее не было сейчас худшего из зол!

Ведьма накинула на голову каурого халат, чтобы конек не отозвался ржанием на чужих лошадей, – и повела его прочь. Когда уже совсем развиднелось, она находилась на склоне отдаленного холма. Тут тоже были виноградники, которые никто не убирал, и она шла, время от времени срывая подмерзшие виноградины. Но едва перевалив через холм, тут же вскочила в седло и направила коня прочь. И все равно тревожилась: Варяжко наполовину варяг, наполовину дрегович. А дреговичи – племя лесное, охотничье. Если корчмарь поведал преследователям о странной гостье на кауром жеребчике, малый в лепешку расшибется, а отыщет ее след.

Однако и Малфрида была из охотничьего древлянского племени и знала, как путать следы, чтобы они вели в никуда. Описав большую петлю, она снова вернулась на собственный след, а затем спустилась в лощину и поехала вверх по руслу мелкого, бегущего по камням ручья. Однако теперь она удалялась от дороги, ведущей в Преславу, где был Свенельд. Но ничего не поделаешь, и она продолжала ехать вверх по ручью, пока не обнаружила каменистую россыпь на склоне, где следы копыт не будут заметны.

Все это заняло немало времени, да и склон, по которому теперь поднималась беглянка, становился все круче, а места все более глухими – не видно было, чтобы тут собирали валежник, в воздухе не чувствовалось запаха дыма, который обычно указывает на жилье. А что, если и вовсе нет никакой погони? Может, зря она сама себя напугала и запутала?

Малфрида подумала об этом, когда уже стало смеркаться. Дни в грудне[91] короткие, не успеешь оглянуться – уже и мрак опустился на землю. И хоть видела она в темноте получше иной кошки, вскоре поняла: окончательно заблудилась. Впереди смыкались густые колючие заросли, конь храпел, отказываясь пробираться сквозь них, пришлось спешиться и продираться сквозь подлесок, ведя каурого в поводу. Склон стал еще круче, Малфрида падала, скользила по палой листве, конь фыркал и пятился.

В конце концов чародейка решила довериться чутью животного и, сев верхом, отпустила поводья. Каурый, постояв немного, вроде бы уловил направление и пошел, но через какое-то время снова встал как вкопанный, поводя ушами и фыркая. Но Малфрида уже заметила просвет между буковых стволов и направила его туда.

Вскоре она оказалась в низине, где виднелись следы разрушенной усадьбы, обгорелые остовы крестьянских домов, непогребенные тела в жухлой траве, исклеванные птицами. Место было недоброе. Малфрида догадывалась, что, будь с нею ее сила, наверняка бы она учуяла нежить.

Зато чуял ее конь. Каурый перебирал ногами, фыркал, негромко и жалобно ржал, пятился. Малфриде пришлось прикладывать немало усилий, чтобы удержать животное и усидеть в седле. В таких местах, где лежат несхороненные покойники, что только не заводится. И Малфриде стало жутко. Ей, ведьме, знавшейся со всем темным, умевшей подчинять призраков и духов, стало жутко в этом мертвом месте. О, какой же ничтожной и жалкой она себя чувствовала, став обычным человеком!

– Никогда, никогда больше!.. – шептала она сквозь зубы.

Даже когда нашлась тропа между деревьями, страх не исчез. И Малфрида подумала, что надолго запомнит эту ночь, когда ее пугал любой шорох, любой мышиный писк во тьме, а уханье филина казалось опасным и предвещающим беду. А еще вспоминались россказни Невены: дескать, в эту пору, перед Рождеством Христовым, всякая нечисть оживает и набирается сил – волколаки и упыри, ведьмы и призраки. И пока не наступит светлый праздник Рождества, добрым людям надо бояться тьмы, ибо нежить и колдуны особо лютуют в это время.

Ах, была бы Малфрида ведьмой, а не обычной женщиной, еще недавно лежавшей в объятиях человека, которому верила, которому отдалась и который предал ее, ибо никогда по-настоящему не любил!

Эти мысли не покидали ее до самого рассвета. Конь под ней шел понуро, Малфрида сидела в седле, почти не касаясь поводов. Ее ночные страхи унялись, но чародейка не знала, где она и куда едет. Усталость была так велика, что ей стало все равно, куда двигаться. Появились какие-то срубы, скирды на лугу, потом беленые стены монастыря. А как же!.. В Болгарии шагу не ступить, чтобы в монастыре не оказаться. И Малфрида решительно проехала мимо, хотя чувствовала, как от хозяйственных построек обители доносится запах дыма, навоза и свежеиспеченного хлеба. Жильем пахло, людьми, но Малфрида не захотела даже приблизиться и спросить дорогу у служителей Распятого – просто ехала и ехала куда глаза глядят.