Ведьма и король (СИ)

Кельтхайр говорил потом, что я поступил не мудро. Я вытолкал возницу и сам погнал колесницу вперед. Но не дело Кельтхайру решать, где я поступаю мудро, а где не очень.

На дороге сидела Саар. Я сразу узнал ее по густому пучку русых волос. Таких кудрей нет ни у кого на острове. И пусть тот, кто считает по иному, осмелиться сказать мне это в лицо.

Саар щипала струны арфы, и когда я подъехал, вдруг улыбнулась.

— Привет тебе, Конэйр! — сказала она.

— Ого! — изумился я, улыбаясь неведомо чему. — Ты признала мое имя?

— Только у одного человека в этой стране может быть брошь с изображением змеи, — ответила она. — Ты все еще хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— И желание мое усилилось с последнего нашего разговора, — ответил я.

— Тогда послушай, что я скажу. Так вышло, что у меня после смерти родителей осталось не мало — пять сестер и три брата. Им нужен хороший дом и заботливые опекуны. Сможешь ли ты помочь в этом?

— Смогу, — ответил я, не задумываясь. — Я отправлю твоих братьев в Антрим, в школу друидов, а сестер — к своей двоюродной тетке по матери. Она воспитает их с усердием.

— Тогда я обещаю, что буду сидеть по левую руку от тебя до тех пор, пока тебе не изменит удача.

— А если изменит?..

— Тогда я буду сидеть по правую руку от тебя, потому что место там будет свободно.

Кельтхайр не слышал ее слов. Ему передали потом. Он ничего не сказал, но с тех пор смотрел на Саар, как на врага.

Я позвал ее в свою колесницу, но она отказалась. Угайне был без возницы, и она села к нему. Я посматривал в их сторону, пока Кельтхайр не сказал, что глаза мои станут косыми, как у зайца.

Мои люди отнеслись к Саар радушно. Вряд ли кто-то посмел обидеть ее, даже если бы меня не было рядом. Она держалась просто, но никто рядом с ней не смел громко засмеяться или сказать непристойность. Что-то в ее взгляде, речах, гордо вскинутой голове заставляло вести себя, словно на празднике перед королем, испытывая радость и робость.

На первом же привале она села по левую руку от меня. Так, как будто делала это всю жизнь. Мы жарили мясо, запивая его водой, и разговаривали. Я разглядывал Саар, пока она не замечала моего взгляда.

Она была крепко и ладно сложена. Левый глаз был светло-карий, а правый — небесной отрадной синевы. У нее были длинные пальцы, которые, как видно, никогда не знали тяжелой работы. Я спросил, как она жила, пока не встретила меня, и кто охотился для нее.

Она пожала плечами:

— У нас ни в чем не было недостатка. Люди из деревни кормили нас и одевали.

Я спросил, за какие заслуги.

— За справедливый суд, — сказала она.

Большего она мне не рассказала, хотя я и пытался расспрашивать.

По приезду в Тару, отец не вышел к нам. Вышла моя мачеха — Айлин. Она сказала, что отцу нездоровится, и передала его приветствия. На Айлин были новые украшения из серебра и эмали. Я их не заметил, об этом мне позже рассказал Кельтхайр.

Во дворец нас не пустили, отговорившись, что к Айлин приехали родичи, и всем не хватит места. Я не обиделся и с удовольствием занял свою старую хижину — где жил в юности с матерью. Рабы развели огонь в очаге и расстелили постели для меня и Кельтхайра. Я приказал приготовить еще одну — для Саар. Молочный брат зашептал, что лучше было бы отправить ее в хижину к рабыням, но я только засмеялся.

Моя колдунья выбрала южный угол. Здесь постелили доски и бросили несколько выделанных шкур. Она села на ложе, опробовав его мягкость, и осталась довольна. Мы с Кельтхайром сходили к реке, чтобы помыться, а когда вернулись, застали посыльных Айлин. Она прислала вкусной еды и пива. Она пришла и сама, чтобы поздравить с удачным походом. Кельтхайр следил за ней взглядом. Айлин была очень красива. Она надела алое покрывало с кисточками. От любого движения ткань шуршала, словно осенние листья. Моя колдунья при появлении мачехи вдруг спрятала волосы под плащ, надвинула капюшон, полностью скрыв лицо, и торопливо посыпала одежду золой из очага.

Айлин поздоровалась со всеми моими воинами и приветствовала Саар, спросив, кто она и откуда. Айлин старалась держаться подальше, потому что вид у моей колдуньи был, поистине, устрашающий, а мачеха не хотела запачкать свои нарядные одежды.

Саар сказала, что я подобрал ее из милости. Голос ее звучал глухо, она упорно не открывала лица, и горбилась, как столетняя старуха. Айлин засмеялась и сказала, что я слишком добр и слишком неразборчив. Саар не ответила ей.

Мы с Кельтхайром обрадовались подношению, ибо изголодались в походе. Разломив лепешки, мы уже приготовились есть, как вдруг Саар остановила мою руку:

— Не ешь этого.

Я послушался и сказал, чтобы никто из моих людей не ел. Угощение мы выкинули.

— Айлин не друг тебе, — сказала Саар, когда мы остались наедине, и она умылась в ручье и стряхнула золу с платья.

— Я знаю, — сказал я. — Но не думал, что у нее хватит смелости отравить меня.

— Я взяла немного мяса с твоей тарелки и дала его собакам.

— Ты никогда не видела Айлин, как догадалась, что она желает мне зла?

— Ты задаешь вопросы, на которые я не могу ответить.