Что-то не клеилась у них беседа, не завязывались те игривые, легкие отношения, что таят в себе нечто большее. И Мокей, чтобы не отправляться восвояси, просто взял другую тушку глухаря, тоже принялся ощипывать. Чтобы не тянулось это неловкое молчание, сам стал рассказывать новости с большака. И поведал он знахарке о том, что князь Игорь Киевский давно в походе, еще не вернулся, но уже идет молва о том, как дружина Игоря встретилась с могучим войском ромеев, и все думали, что не избежать великой сечи. Однако ромеи повели себя неожиданно. Их войско было сильным и могучим, но в бой они не рвались, наоборот, стали просить князя отказаться от битвы, а они-де ему за то предложат дань, какую даже при князе Олеге не платили, а также одарят богато Игоря и его людей. Отчего так поступили ромеи, было неясно, Игорь все равно боя хотел, однако его люди заупрямились. Молвили зачем кровь проливать, когда нам и так выгодное предлагают? И князь вынужден был согласиться. Хотя, как поговаривают, не радостен был, когда договор с ромеями укладывал. А еще сказывают, были в его войске степняки-печенеги без числа, которым тоже было не по нраву, что без сечи обошлось. И чтобы умилостивить их, дал им Игорь своих людей, и они вместе с ними пошли на царство, которое называют Болгарским. Печенеги ушли, а Игорь остался дань от ромеев принимать. Дань та столь великая, говорят, что до снегов Игорь не успеет с ней в Киев вернуться. И еще болтают, что жаден князь и придирчив, что каждый пункт в договоре оспаривает, блюдя свою выгоду, но ромеи вроде как не артачатся, все принимают, как он желает. Ну, о том, насколько Игорь требователен и жаден, древлянам хорошо ведомо – не первый ведь год дань ему платят. Говорят, и в это полюдье немало выдавать Киеву придется. А воевода Игоря, Свенельд, скоро прибудет в чащи древлянские, власть Киева тут вершить, на полюдье сидеть, кормиться за счет древлянского племени.
– Да ты хоть слушаешь меня, Малфрида? – заметил Мокей, увидев, что она сидит, замерев, и руки ее застыли среди глухариного пуха.
Малфрида повернула к Мокею лицо, но взгляд ее все еще был отсутствующим, словно ушедшим в себя.
– Так вот, значит, как с походом все обернулось, – молвила задумчиво. – И впрямь получил князь выгоду не меньшую, нежели Олег Вещий, но славы ему былинщики все равно петь не будут. Видать, не обмануло меня предчувствие, что не все ладно с этим походом. Затоскуют мечи в ножнах... правда, кровь не прольется. Может, и к добру то.
И она словно увидела тяжелые от дани струги русов, плывущие назад по Днепру, увидела князя Игоря на носу передней ладьи. Лицо его хмурое увидела. Хотя чему хмуриться? И люди целы, и богатство у него. Из предыдущего похода Игорь ведь битым возвращался.
«Скоро и мне возвращаться к нему будет надобно. Обещала ведь, что встречу... Но стоит ли торопиться? Я еще и тут не обжилась. А мне здесь любо».
И Малфрида поглядела на лес, видя то, что не дано простым смертным. Увидела силуэт дремлющей на ветвях длинноволосой мавки – они всегда сонными становятся, когда лес к зимней спячке готовится. Заметила и скользнувшего за кустами рыжего мохнатого листина со своей листиной[83]. А за корягами с другой стороны сидел на корточках крохотный, покрытый похожей на шерсть гривой длиннобородый подаг[84] – покровитель звероловов, сейчас отдыхающий, после того как по приказу Малфриды пригнал ночью к ее избушке столько дичи. У Малфриды тут сложились добрые отношения с лесной нелюдью, да и теплокровные жили недалеко, всегда можно поговорить.
– Эй, ты не заснула ли часом? – услышала она совсем близко голос Мокея. Он склонился к ней, даже щелкнул пальцами перед носом. – Я говорю с тобой, а на тебя словно чары кто навел.
– Какие еще чары, – заволновалась Малфрида. – Просто вспомнилось, как из Киева уходило то воинство, о котором ты мне сказывал.
Стала нервно дергать перья на глухариной тушке.
Мокей принялся было расспрашивать о войске Игоря, когда неожиданно пес Малфриды залаял, давая знать о чьем-то приближении. Мокей только ругнулся тихо, узнав появившуюся на тропе полную коренастую родовичку бабу Горуху, первую сплетницу в околотке. Та семенила к избушке лекарки, одной рукой держа корзину, а другой, подталкивая перед собой маленького беловолосого внука, такого же полного и с такой же самодовольной рожицей, любопытно поглядывающего по сторонам. И малец, и Горуха так и уставились на сидевшего подле знахарки Мокея, даже рты разинули, завидев, что мужик из Сладкого Источника занимается самым что ни есть бабьим делом – птицу ощипывает.
«Теперь Горуха на всю округу разнесет, что я у знахарки в услужении», – с досадой подумал парень, но из упрямства остался сидеть, только перья еще пуще полетели из-под пальцев, словно никакого дела ему ни до чего не было, только бы ощипать дикую птицу для копчения.
Малфрида же скинула грязный передник и окликнула гостей. Горуха сразу стала желать здравия и удачи, а сама все внучка вперед подталкивала, не переставая пялиться на Мокея.