Ведьма и инквизитор

— А это означает… — Саласар прервался на полуслове, прищурил глаза и обвел присутствующих суровым взглядом. Люди затаили дыхание, послышались лишь сдержанное покашливание и плач ребенка в конце зала. — Костер! — воскликнул он, заставив встрепенуться тех, кто смотрел в пол, чтобы не встретиться глазами с инквизитором. — Искупительный огонь! И разумеется, конфискация всей собственности.

Инквизиционные трибуналы пополняли свой бюджет за счет имущества, отобранного у осужденных, и одно время преследование богатых выкрестов являлось исключительным правом святой инквизиции. Любой потомок иудея или мусульманина находился под подозрением в ереси, однако к описываемому моменту количество и тех и других сильно сократилось. Отныне преследованиям подвергались двоеженцы, ясновидящие, приверженцы Лютера и колдуны. Обвиненный был обязан передать свое имущество и вдобавок оплатить расходы по своему содержанию в тюрьме святой инквизиции.

Саласар взял серебряное кропило и окропил присутствующих святой водой. Побрызгал на блудных детей, на жителей деревни, представителей местной власти и на священника Боррего Солано, который тоже сидел в первом ряду; вода попала ему в глаз, вызвав пощипывание, словно это был уксус. Саласар двинулся по проходу, брызгая направо и налево, дошел до дверей и покинул пределы здания, собираясь обойти главные улицы Сантэстебана вместе с еле поспевавшим за ним братом Доминго, который нес ведерко со святой водой. Тем самым все обрели защиту от дьявольской угрозы, очистились от прегрешений и были приняты обратно в лоно матери-церкви, как это и обещал инквизитор. Господь Всемогущий выиграл битву с Сатаной, его блудные дети и грешники вернулись в его стадо. Господь пребывал в мире со своими овцами.

Отныне это было свершившимся фактом: дьявол окончательно изгнан из Сантэстебана, и все как будто были счастливы.

— Полагаю, я говорил достаточно убедительно. Они согласились со мною, вам так не кажется? — с гордостью сказал Саласар, не дожидаясь ответа Иньиго и Доминго, прежде чем удалиться в опочивальню. — Можете складывать вещи, через пару дней мы уезжаем.

Иньиго никак не мог уснуть. Он продолжал думать о голубом ангеле, уверенный в том, что тот находится где-то близко. Сколько бы Саласар ему ни втолковывал, что это всего лишь сновидение, вызванное специально подобранными травами, сваренными, растертыми и смешанными со свиным жиром. Послушнику такое объяснение казалось слишком упрощенным. Ну как можно объяснять чудо действием животного жира, а значит, всего лишь грубой материи?

С каких это пор свиной жир приобрел свойство возносить человека так близко к небесам? Его память навсегда запечатлела образ ангелоподобной, почти невесомой волшебницы, изгиб ее крутого бедра, очертания стройных ног, изящную форму подбородка. Стоило сосредоточиться, и ему начинало казаться, что он чувствует ароматное дыхание на своем лице, прикосновение ее шелковистых волос и тепло ладоней на своем теле. От этого видения у него начинало щемить под ложечкой, в промежности возникала сладкая истома, в горле пересыхало, и он начинал ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Простыни, на которых он спал, вдруг разрастались и с шелестом обволакивали тело, лаская каждую его пядь. Они лишали его воли, баюкая и заставляя предаться власти неуемных движений рук, которые, как было ему известно, с рассветом нового дня заставят его стыдиться самого себя. И тогда, испытывая глубочайшее раскаяние в том, что не устоял перед искушением плоти, он давал себе обещание, что это никогда больше не повторится.

Он вспомнил, какое средство применяла бабушка, чтобы он и братья по ночам не становились жертвами сладострастных снов. По ее словам, подобные действия грозили привести к тому, что они могли ослепнуть, покрыться болячками, или же с ними сразу случится и то и другое, не говоря уже о вечном проклятии, к которому дело и шло. Женщина брала тонкую свинцовую пластинку, рисовала на ней крест, вырезала его, а по ночам клала мальчишкам на живот, чтобы они спали с ним в объятиях, препоручив себя Богу. Однако в этот момент у Иньиго не было под рукой свинцового креста для противодействия похотливым снам, к тому же ему так и не удалось заснуть. Его мучения были до ужаса реальными.

Он встал с постели и распахнул ставни. Было еще темно. Крестьяне уже не обходили дозором улицы с факелами и пересвистом. Приезжие, которые утром были приняты обратно в лоно матери-церкви, уже отправились в обратный путь, туда, откуда пришли, и в глубине леса уже не мигали огни костров. Саласар оказался прав: страсти улеглись, все пребывали в покое и согласии. Мир был погружен в сон, отдыхая после испытанного облегчения, словно ребенок, несколько дней подряд страдавший от колик в животе и которому наконец догадались дать отвар ромашки и тимьяна, высушенных на чердаке и благословленных во время утренней мессы в день святого Иоанна. А вот с ним самим обстояло все наоборот.