Ведьма и ее питомцы

Бал, бал… Зимний колдовской праздник, который устраивала бабушка Генгема. Я выпила довольно много веселящего игристого зелья. И как же я могла довести Данфунга так, что бедняга умер и родился Бранвейн Молчаливый? Имечко он себе тогда придумал или это произошло чуть позже?

Но я же ничего такого…

— Слушай, может, ты меня с кем-то путаешь?

— Не-е-ет, — прорычал он. — Это была ты.

А он умеет интриговать.

— Я тебя прокляла? Обманом заставила танцевать голым на столе? Натравила соседского цербера? Опоила зельем?

Маг на каждое мое предположение только качал головой.

— Тогда я сдаюсь, — сказала я, имея в виду, что у меня кончились идеи.

— Прекрасно, — обрадовался Бранвейн Молчаливый и двинулся на меня, но замер, заклинание выпало из безвольно повисшей руки.

И тут раздалось омерзительное хихиканье.

Ну, наконец-то. А то я уже начала волноваться. Если надолго потерять Генгему и Бастинду из вида и кругом относительно тихо, потом можно не узнать окружающую действительность. Или она перейдет в разряд недействительности.

— Спасибо, что задержала его, Матильдочка. Премного обязаны, дорогая. И голоса его мы наслушались. Видишь, как мы и говорили, ты нам очень помогла.

Голем выступил вперед и сказал:

— Но мне стало интересно, чем же ты его так разозлила? Я хочу знать. Вдруг меня кто-то спросит в непринужденной беседе. И можно мне его память?

— Голос и правда похож, — искренне похвалила я духа.

— Теперь осталось его раздеть, — Бабуля двинулась на мага, ее нос очень хищно заострился.

Представляю, что бедняга сейчас чувствует. Худшие его представления о ведьмах подтверждались.

Вот он, идеальный момент, почувствовала я. Если поближе подойти к голему, то по закону притяжения артефактов они начнут притягиваться, и потребуется совсем немного колдовского умения, чтобы вытащить черный камень.

Голем обратится в горстку битого фарфора, духа я снова заточу в табакерку. Потом я отвязываю мага, пусть он разбирается с Молчаливым, а в это время выпроваживаю Генгему с Бастиндой, надежно запечатывая за ними пространство.

Минус две ведьмы, минус дух, останется два мага. Ставлю на Мерлина. Он сильный и обладает нудным упорством, которое сломит любого, так что у Молчаливого просто нет шансов.

Давай, Матильда, действуй. Это же приключение на двадцать минут. Отличный, почти идеальный план.

Я как бы невзначай начала подбираться к голему. Стараясь сохранять полное равнодушие.

— Про память — это ты хорошо придумал, — сказала Бастинда. — И мне тоже любопытно.

Она начертила в воздухе пентаграмму и прочитала заклинание абсолютной правды "Веритам".

У-у-у. Мощная штука. Помню, в детстве, когда я не хотела признаваться в очередной проделке, ма использовала его в педагогических целях. Пришлось научиться ставить блок. Но поскольку маг обездвижен, он не сможет сопротивляться.

"Веритам", посланный мамой, угодил бедолаге прямо в лоб.

Его глаза выпучились, губы задвигались. Он не хотел говорить, но выложил все как на духу:

— На балу в честь зимнего колдовского праздника мы с Дугалом Заклинателем и Виктором Провидцем показывали свои магические силы. Ты, Матильда, — Бранвейн обратил на меня горящий взор, — стояла в окружении других ведьм.

— М-да… припоминаю что-то такое.

— А ты припоминаешь, что ты сказала? — голос Молчаливого дрожал.

— Э-э-э…

Все собравшиеся напряженно ждали.

Какие слова могли так поразить мага, что он круто изменил свою жизнь?

— Ты сказала…

Я даже остановилась.

— Ты сказала, глядя прямо на меня: "Такой красивый маг, зачем ему хорошо колдовать, у него и так в жизни все сложится. Какая-нибудь ведьма обязательно подберет такое сокровище".

Генгема пожала плечами.

— Но ты и правду красавчик. Если бы не глупые идеи…

Бранвейн метнул в нее уничтожающий взгляд.

— Вот оно, — прошипел он. — Вы, ведьмы, не видите в магах личностей, для вас мы… просто источники удовольствия.

— Не слишком-то много удовольствия, — ввернула я. — И по-моему, у магов гораздо больше прав и возможностей. Вообще не понимаю, на что тебе жаловаться. И обижаться столько лет…

— Ты снова делаешь это. Опять унижаешь магов. Но я положу этому конец.

— Так, — сказала ма, — я не поняла, что плохого в том, чтобы быть красивым?

— Потому что я умный. И талантливый в колдовстве.

— Умный, талантливый, — закивала Генгема, подступая поближе. — Однако делаешь много глупостей. Но ничего, ведьмы все исправят.

Неожиданно для всех Данфунг, он же Бранвейн, неимоверным усилием воли извернулся и сбросил с себя чары.

— Теперь вы все поплатитесь, — закричал он и, довольно грубо оттолкнув бабушку, бросился наутек, не забыв метнуть боевое заклинание, срезавшее огромный дуб, словно травинку.

Могучее дерево застонало, как тяжелобольной, и, взмахнув ветвями, начало падать. Мы все бросились врассыпную.

От удара земля вздрогнула. Дуб угодил прямо в стену колдовского огня. Воздух наполнился дымом, но твердая как сталь древесина не спешила загораться.

— Не дай ему уйти, — Я узнала мамин голос и поспешила на него, а потом услышала хлопок — сработали простенькие чары, помогающие найти пропавшего.