Оборотень пустился перечислять, с какими трудностями он столкнулся. Но теперь я знала, что на несколько дней отлучалась в другую свою хижину, а потом меня притащили обезьяны, которыми командовала мама.
— Ну-ка, признайся, ты следил за ведьмами? — спросила я наугад, надеясь на нечеловеческое любопытство.
Он отвел взгляд всего на секунду.
— Я не буду гневаться, — пообещала я. — Мне важно знать, чем они были заняты в мое отсутствие.
— Колдовали, — сообщил оборотень. — Из трубы валил зеленый дым, а иногда вырывался огонь. Били чашки.
— Про чашки я уже знаю.
— А еще… случилась Чернота.
— Что еще за чернота?
— Нет, не "чернота", а ЧЕРНОТА. Абсолютная и непроглядная. Упала с неба, как гроза, только это была вовсе не гроза. Это было что-то черное, плотное. Жуткое. И молнии все били и били. Я-то сначала подумал, что это Молчаливый меня выследил.
Тут я испытала укол привычного раздражения, таким знакомым показался мне этот разговор. Кто-то когда-то уже приписывал магам любое мало-мальски удивительное магическое явление.
— Но оказалось, что черноту наколдовали ведьмы? — спросила я.
— Хм… — протянул оборотень. — Я не знаю. Но Молчаливый так и не появился, поэтому я все еще жив.
Мне показалось, если я спрошу, какие счеты у Молчаливого мага с простым оборотнем, то выдам себя с головой.
А между тем Альберт смотрел на меня с надеждой, как будто вот прямо сейчас я выдам что-то гениальное и решу все проблемы одним махом.
Я постаралась придать своему молчанию глубины. Если тянуть время, то можно много узнать. Так и случилось.
Оборотень нахмурился:
— Я слышал, как две старшие ведьмы обсуждали какую-то башню. Как я понял, они хотели кого-то притащить, но не смогли.
— Интересно. Альфред, может, припомнишь еще что-нибудь?
— Альберт, — поправил меня Альберт. — Возможно, они говорили про мага. Я сначала решил, что Бранвейн Молчаливый нашел способ и прорвался.
— Силы земные и небесные. Ты все время думаешь об одном маге, как будто другие не водятся в природе.
— Так что мне делать? — спросил оборотень.
Он выглядел такой огромной, мохнатой глыбой, при этом был совершенно растерян и… напуган.
А вопрос получился хороший.
— Ну-ка… отойди-ка, Альфред, то есть Альберт.
Я поднялась. Кажется, лунный свет хорошо подействовал. Можно было начинать избавляться от всяких вредных чар. Я читала заклинание, возвращающее отнятое.
Головная боль отступила, туман, застилавший внутренний взор, медленно рассеивался… Вот сейчас я все вспомню.
Предвкушение стало таким сильным, мысли буквально зудели. Что-то приятное, связанное с магом… Стена.
— Ага, — крикнула я, отчего оборотень, сидевший в сторонке, вздрогнул. — Вот они, значит, как. Хитры, негодяйки.
— Что случилось?
— Ничего страшного, просто так легко не получится кое-что вернуть. Придется заниматься зельем, а готовить его три дня. Но подействует наверняка. Мощная штука.
— Три дня… — протянул оборотень, — это долгий срок. Что угодно может случиться.
— Давай сделаем так…
— Матильда. Матильда? Ну, куда же ты пропала? — Голос Генгемы разлился в воздухе.
Я бросилась к оборотню и прошептала:
— Быстро прячься. И ни звука…
Никогда бы не подумала, что оборотни в человеческом обличье умеют так быстро и бесшумно двигаться. Потрясающе.
Бабушка Генгема выпорхнула на берег, обвела все вокруг цепким взглядом.
— Мне показалось или ты с кем-то разговаривала? — подозрительно спросила она.
Я фыркнула:
— Просто дурная привычка говорить с собой. Ты что-то хотела… ба… Генгема?
— Кое-что обсудить. Бастинда считает, что не стоит посвящать тебя в наш план, но я думаю, ты должна кое-что знать.
— И что же?
Резкий порыв ветра взволновал деревья. Они закачались и как будто недовольно зашумели.
Генгема помолчала немного.
— Сегодня Бастинда будет тебя обрабатывать на тему солидарности ведьм. Распишет ужасы притеснения. О том, что маги пытаются запретить нам колдовать и применять некоторые заклинания. А также про мечты магов о радостях супружества с ведьмами. — Тут Генгема усмехнулась. — Но это все чушь. Плоха та ведьма, которой можно что-либо запретить. Все как колдовали, так и будут колдовать. И можешь мне поверить, что в браке с магом нет ничего страшного. Я знаю. У меня было девять мужей.
— Девять? А я думала, больше…
Но Генгема только махнула рукой, демонстрируя полное презрение к математике.
— У Бастинды свои счеты к Бранвейну Молчаливому, но гордость не позволяет ей это признать.
Бабушка всегда любила драматические эффекты, поэтому сделала весьма многозначительную паузу. По всем правилам искусства ведения ведьмовской беседы, мне надлежало задать вопрос.
— И что же между ними произошло? — спросила я.
— Матушка Бранвейна Молчаливого была ее лучшей подругой.
— Силы земные и небесные.
Лучшие подруги — это особенное состояние у ведьм, круто замешанное на соперничестве с легким привкусом зависти, непреодолимом желании подловить друг друга и устроить каверзу, но при этом не лишено приязни. Такая ненависть на грани обожания. И, конечно же, уважение. Лучшие подруги-ведьмы всегда уважают друг друга.
Я мысленно перебирала маминых подруг.