Ведьма

Все, что мы знаем о колдовстве и любовных напитках, употребляемых ведьмами, очень фантастично и часто смешно: то смелая смесь снадобий, при помощи которых менее всего, думается, можно возбудить любовь.

Ведьмы шли в этом отношении очень далеко, причем слепец, которым они играли, как игрушкой, ничего не замечал. Любовные напитки были очень разнообразны. Некоторые должны были волновать чувства подобно возбуждающим средствам, которыми так злоупотребляют на востоке. Другие представляли опасное (и подчас коварное) питье, лишавшее человека воли. Наконец, третьи служили средством вызывать страсть или же узнавать, насколько жадное желание может нарушить обычное настроение и заставить усмотреть знак высшей благосклонности в самых отталкивающих вещах любимого предмета. Топорные постройки замков, состоявших из одних больших зал, выставляли интимную жизнь напоказ. Лишь довольно поздно стали строить где-нибудь в башне комнату — прибежище для отдыха или молитвы. За дамою было нетрудно следить. В известный день, заранее намеченный, смельчак мог по совету ведьмы приступить к делу, влить в питье дамы волшебный напиток. Впрочем, это было редко и небезопасно. Гораздо легче было украсть у дамы вещь, которую она обронила, которою она не дорожила. Можно было осторожно подобрать едва видимый кусочек ногтя или почтительно собрать несколько волосков, выпавших из гребня. Все это приносили ведьме.

Последняя часто требовала очень интимный предмет, насыщенный ее особой, но такой, который сама она никогда не дала бы, например несколько ниток, вырванных из старого, грязного, пропитанного потом платья. Все эти предметы необходимо было, конечно, покрыть поцелуями, окружить обожанием и сожалением. Все это необходимо было бросить в огонь, а пепел собрать.

Несколько дней спустя, когда платье снова попадалось на глаза хитрой даме, последняя различала в нем явственно небольшую дыру, догадывалась, в чем дело, но не говорила ничего, а только вздыхала. Чары произвели свое действие.

* * *

Нет сомнения, если дама колебалась, если она оставалась верна мужу, то жизнь на таком пространстве, где люди постоянно видели друг друга, где они были так близки и вместе с тем так далеки, становилась настоящей пыткой. Но и тогда, когда дама уступала, ее ожидали лишь редкие мгновения счастья, так как она была окружена мужем и другими не менее ревнивыми людьми. Отсюда частые бурные проявления неудовлетворенного желания. Чем меньше можно было надеяться на взаимное обладание, тем о более тесном обладании мечтали. Выбитое из колеи воображение невольно грезило о странных вещах, неестественных и безумных. Так, желая создать средство тайного единения, ведьма выжигала на руках обоих любящих буквы алфавита. Желая передать другому мысль, один из влюбленных оживлял, воскрешал сосанием кровавые буквы желанного слова. И в тот же миг, говорят, появлялись на руке другого кровавые очертания соответствующих букв.

Иногда охваченные безумием любви, они пили кровь друг друга: то было своего рода причастие, которое, как говорили, сливало души. Съеденное сердце Куси, которое «дама нашла столь вкусным, что больше не хотела есть ничего другого», является наиболее трагическим примером подобного чудовищного таинства антропофагической любви. Когда же изменник не умирал, когда любовь, напротив, умирала в нем, дама обращалась за советом к ведьме, прося у нее средство привязать его к себе, вернуть его.

Песни колдуний Феокрита и Вергилия, не забытые в средние века, редко оказывали действие. Чтобы вернуть изменника, прибегали к средству, также, по-видимому, заимствованному у древних. Стали прибегать к пирожкам, к confarreatio, которое, попав в Европу из Азии, всегда было гостьей любви. Однако здесь хотели связать не столько душу, а скорее тело, создать отождествление, так, чтобы человек умирал для всех женщин и жил только для одной. Церемония была не из легких. «Сударыня, — ободряла ведьма, — не надо колебаться».

Она находила, что гордячка ослепительна, и та послушно позволяла снять с себя платье и прочее. Какое торжество для ведьмы! А если дама была та, которая когда-то заставила ее бежать по дороге, какая месть! Какое торжество!

Вот она голая в ее руках. И это еще не все. На ее пояснице она укрепляет дощечку, маленькую печь, и в ней печет пирожок.

«Милая, я не могу больше! Скорей! Я не могу оставаться в таком виде. — «Сударыня, необходимо, чтобы вам было горячо. Пирожок испечется на вашем огне!»

Процедура окончена. Перед нами пирожок древности, индусского и римского бракосочетания, приправленный, подогретый похотливым духом Сатаны. Она не говорит, как героиня Вергилия: «Вернись, вернись, Дафнис, приведите его назад ко мне, мои напевы!» Она посылает ему пирожок, пропитанный ее страданием и согретый ее любовью.

Едва он откусил от него кусочек, как его охватывает странное волнение и головокружение. Потом волна крови поднимается к его сердцу. Он краснеет. Он горит.

Снова в нем пробуждается страсть и неискоренимое желание.

XI. Черная месса