Ведьма

Сайла взглянула на Тейт, свою подругу, которой она так часто завидовала и которой было известно чувство ужасной смертельной опасности. Эта отвлеченная мысль быстро покинула Сайлу, и она сосредоточилась на источнике своих размышлений — на настоятельнице Фиалок.

Начиналась настоящая война за власть в Церкви. Сейчас.

На кон были поставлены души неисчислимого множества, неизвестных людей, но людей, заслуживающих веры, проповедующей надежду, а не подчиненность. Не могло быть никакого компромисса. Сайла подумала, а возможно ли тут хоть милосердие, чувство сожаления.

Завет Апокалипсиса гласит:

«Выбор между защитой Церкви и торжеством мира среди человечества проверит души всех, любящих Церковь. Церковь не может умереть и не умрет, но ей лучше исчезнуть для людей на сотню лет, чем быть забытой в мгновение ока».

Сайла решила никогда не забывать об этом предостережении.

Остановившись там, где соединялись два стола, настоятельница Фиалок уселась в темном углу. Завернувшись в свою накидку, она стала почти невидимой.

— Она собирается устроить сцену, — прошипела, как рассерженная кошка, Ланта. — Что она задумала?

Сайла покачала головой.

— Кажется, я знаю. Что меня удивляет, так это время, которое она для этого выбрала. Ты об этом сама говорила. Когда мы только прибыли в Олу, ей не терпелось схватиться с нами потому, что мы стали отверженными. Мы пробыли здесь достаточно долго, чтобы она могла высказать свою личную неприязнь. Но показала она ее только сейчас. Действительно, почему сейчас? Смотри, что это?

Прервав ужин в самом его конце, Кейт Бернхард, Дженет Картер и Сью Анспач ввели в зал Избранных, построенных в две колонны. У Сайлы, как и у остальных женщин, невольно вырвалось восторженное восклицание. Все замолчали в ожидании продолжения. Девочки плыли по залу, источая почти ангельскую серьезность, возможную только благодаря их детской невинности. Их ноги были скрыты длинными черными накидками, а головы — капюшонами, из-под которых были видны только возбужденные лица. Эти маленькие фигурки были обуты в мягкие комнатные туфли. Они будто по волшебству проплыли мимо обитых железом дверей через выложенный каменными плитами пол, который вдруг показался грубым и некрасивым.

Образовав полукруг напротив столов, дети в ожидании остановились. Сью Анспач отошла от своих двух подруг. Рядом с детьми взрослые в своих накидках выглядели огромными. Анспач прочистила горло.

— Мурдат! Друзья! С тех пор как наша сестра, Жрица Роз Сайла, возвратилась с сокровищами Врат, многие утверждают, что эти сокровища не принесут нам ничего, кроме вреда. Другие говорят, что они бесполезны. Мы в аббатстве Ирисов верим, что в книгах заключены великие блага. Мы верим, что обучение полезно.

Несколько человек ахнули. Еще больше нахмурились, бросая неуверенные взгляды на Гэна, невозмутимо наблюдающего за происходящим. Анспач продолжила:

— Тем, что могут делать целительницы, они обязаны обучению. Может ли кто-нибудь возразить против того, чтобы ему спасли жизнь? Те, что занимаются строительством, выделкой кож или изготовлением стали, могут делать это благодаря обучению. Разве преступно жить под крышей, носить обувь, рубить дрова острым топором? Никто не будет так утверждать. Плохо, когда люди не учатся. Отказавшись от обучения, мы лишаем добрых людей еще больших достижений. Если мы отвергаем такое доброе, то не является ли это поощрением зла?

При этом от многих последовали возражения. Одного привставшего со своего стула мужчину рывком посадила обратно его явно перепутанная жена. Сайла узнала в этой парочке барона и его супругу, которые остались еще со времен Алтанара. В Оле было несколько представителей такой знати, многих из которых считали не совсем благонадежными. Жена явно беспокоилась, чтобы ее мужа не записали в их число. Сайла подумала, а нет ли у этой женщины других причин для беспокойства.

Анспач покачнулась, будто под порывом сильного ветра. Сайле понравилось, с какой решительностью та продолжила свою речь.