Ведь я еще жива

Ему стало страшно. В прихожей висело зеркало, большое зеркало, во весь рост. Игорь к нему приблизился. В полумраке на него смотрел красивый мальчик, высокий для своих лет, спортивный. На душе немножко отлегло. Ему никто никогда не скажет таких убийственных слов!

И вдруг ему стало стыдно. Появилось чувство, будто он предал отца. В мыслях предал. Смалодушничал! Ведь главное внутри, а не снаружи!

– Но ты ведь говорила… – донеслось до Игоря, – что любишь… Что я личность… И что остальное не имеет значения…

Папа растерянно лепетал. Краска прилила к щекам мальчика. Отец вел себя стыдно. Он не должен таких слов говорить! Словно он ее упрашивает! Ему нужно сейчас… нужно… нужно ей на дверь указать! И сказать ледяным тоном, как в кино: убирайся вон!

– Мало ли что я говорила! Мне надо было выйти за тебя замуж, чтобы обеспечить себе положение в обществе, вот и говорила.

– Ты мне с самого начала лгала?!

– Конечно, – фыркнула Жанна, поведя плечом. – Причем так лгала, что сама поражалась, как фальшиво выходит. Актриса из меня никудышная, я была неубедительна… Не понимаю, как ты мог принять мои слова за чистую монету!

– Но ты же говорила… Как же я мог тебе не верить? Мне никогда не приходило в голову, что ты способна меня обманывать…

– Ты хотел верить, Виталя! И не хотел правды! А ведь она была всегда рядом с тобой, стоило лишь посмотреть в зеркало! Но ты не хотел знать, что ты смешон со своим худосочным тельцем, своей бородкой и вялыми мышцами! Если бы тебе хватило мужества, ты бы этой самой правде вместе с зеркалом посмотрел в глаза. И стал хотя бы заниматься спортом! Ладно, рост бы не исправил, но фигуре придал бы подобие мужественности! А в постели? Ты никогда не задавался вопросом: удовлетворяешь ли ты меня?

– Но ты ведь говорила, что тебе хорошо со мной!..

Голос отца совсем сник. И Игорь вместе с ним. Все эти слова – и матери, и отца – погребали его под собой, как пепел Везувия Помпеи.

– Опять двадцать пять! Говорила. И что? Слова, слова… Обманывала. А ты должен был сам соображать! Ты кончал через десять минут! Что, ложь моя была слишком сладкой? Правду не хотелось видеть? А какой женщине понравится десятиминутный секс? Ты книжек не читал? Ты фильмов не видел? Об этом и говорят, и пишут повсюду, о сексе! Просто ты не хотел знать. Тебе нравилось думать, что все и так прекрасно! Потому что тебя избавляло это от усилий. А ведь мог бы все улучшить, и тело, и секс, – для этого существуют и упражнения, и препараты!

– Это нечестно, Жанна! Ты затаила все это, а я тебя любил! Ты должна была мне сказать, подтолкнуть, направить… Я бы тогда…

– Не смеши меня! Я миллион раз намекала. Я уходила от тебя к любовникам. Но ты не хотел ничего понимать! Ты и здесь делал вид, что веришь мне, когда я тебе внаглую врала про «подругу». – Жанна презрительно качнула ногой. – А почему? Да потому, что тебе было так удобнее! Это избавляло тебя от критического взгляда на себя. И от усилий, чтобы ситуацию изменить. Тебе бы пришлось тогда подвинуть свою ненаглядную работу, урывать от нее время, чтобы делать из себя мужчину. Знаешь, что я тебе скажу, Виталя? Ты послушай меня внимательно, может, хоть на будущее сгодится… Когда не хочешь видеть правду о себе, то уже никогда ничего не исправишь в жизни. Чтобы исправить недостаток, нужно сначала признать, что он у тебя есть. Но когда врешь себе, что недостатков у тебя нет, то и исправления быть не может!!!

– Ты дрянь, лживая дрянь! Ты мне лгала все эти годы!..

– Наконец-то дошло! Не забывай только, Виталенька, что все эти годы я растила ТЕБЕ сына… И ты, идиотище, все эти годы был слеп, самонадеян… И… и счастлив!!!

– Ты его плохо растила! Ты по мужикам бегала! Если бы не Соня, то…

Жанна изящно соскочила с подоконника.

– Как могла, так и растила! – произнесла она тем тоном, которым ставят точку в разговоре. – А ты и вовсе не растил, ты больше бегал по конференциям своим, никому не нужным. Теперь я долг выполнила, мальчик уже большой. Расти его дальше сам. Он мне в новом браке будет мешать. Ариведерчи, Виталик!

Игорь, оглушенный, вжался в стенку, невидимый в темноте коридора.

Это была казнь. Отцу и сыну.

На следующий день Жанна исчезла из их квартиры.

Жар-птица улетела навсегда, оставив за собой, как шлейф духов, чувство ущербности – отца, Игоря и всей их жизни.

Он много думал потом об услышанном разговоре. Взрослея, переоценивая и переосмысливая его из года в год. И чем больше думал, тем больше копилось у него холодно-яростного гнева к матери и тяжелого, душащего сочувствия к отцу за то унижение, за постыдную слабость и глупость, с которой он так подставился… Не только в том разговоре – во всей его жизни с ней.

Как ни странно, но куда меньше Игоря задели слова матери о нем самом. Он с усмешкой, хоть и недоброй, вспоминал: «Я ТЕБЕ растила сына», «Он мне в новом браке будет мешать». Никакой внутренней связи с матерью у Игоря не существовало изначально – ничего и не разорвалось, ничего и не болело.