Вечный зов

— Нет, Евсей Фомич, я не такие бумаги составлял… Убирать хлеба будем по-крестьянски, чтоб без потерь.

— Ну, это поглядим ещё, — усмехнулся старик.

Шагая к дому, Кружилин думал о Полипове. Район при нём действительно вышел на первое место в области. И, дав в обкоме согласие вернуться на прежнюю работу, Поликарп Матвеевич полагал, что Полипова ожидает повышение по службе. И это, размышлял Кружилин, справедливо и естественно — Полипов, как видно из его личного дела, коммунист с дореволюционным стажем, неоднократно сидел в царских тюрьмах. Вместе с нынешним секретарём обкома партии Субботиным устанавливал Советскую власть в Новониколаевске. Во время белочешского мятежа опять попал в руки белогвардейской контрразведки, но из тюрьмы бежал, служил затем комиссаром в одной из частей Красной Армии. После гражданской войны работал в новосибирских партийных органах, вплоть до избрания первым секретарём Шантарского райкома партии. И очень удивился, когда Полипова оставили в Шантаре на должности предрика. Полипов был, кажется, обижен. И Кружилин если не сочувствовал Полипову, то, по крайней мере, понимал его состояние. И было ему как-то неловко перед Полиповым, словно по собственной прихоти взял да сместил его с поста первого секретаря, освободив для себя место. Однажды Кружилин хотел даже откровенно поговорить с ним об этом, но Полипов резко сказал, как отрезал:

— Не надо. Я понимаю, что ты ни при чём. Не маленький.

Вторично Кружилин удивился, когда стал знакомиться с хозяйствами бывшего своего района: колхозы, что называется, нищенствовали. Неделимые фонды давно не пополнялись, коровники, телятники, конюшни повсюду разваливались, на трудодни людям выдавали мало…

За последние два-три года сельское хозяйство страны круто пошло в гору, трудодень становился всё обильнее. И веселее становились люди, разговорчивее, открытее. Зазвенел громче по деревням смех, чаще заплескалось веселье. В магазинах не стало хватать ситца, велосипедов, а главное — патефонов. Здесь, в Шантаре, всё было наоборот. Колхозники встречали его если не хмуро, то молча, насторожённо, в разговоры почти не вступали. В магазинах было достаточно и велосипедов и патефонов.

«Вот тебе и передовой район!» — всё более мрачнел Кружилин.

Однажды он заночевал в Михайловке, поделился этими мыслями с Назаровым. Председатель колхоза слушал, что-то мычал, но было непонятно, соглашается он с Кружилиным или нет.

— Да что ты, Панкрат, мычишь, как телок? — резко спросил Кружилин. — Может, я чего-то недопонимаю или вовсе не прав, ты прямо и скажи.

— Ишь ты, прямо… Прямо дикие утки вон летают. Так это птица глупая.

— Постой, Панкрат… Да ты, никак, хитрить научился?

Назаров неуклюже полез из-за стола, чуть не опрокинув стакан с недопитым чаем. Раскачивая руками, прошёл через всю комнату, снял со стены полушубок, натянул его.

— А заяц вон тоже, может, глупый, — проговорил он, отыскивая шапку. — А следы петляет. Жизнь, стало быть, учит его. Потому что на земле живёт, а не в пустом небе летает…

Кружилин наблюдал за ним, прищурив от изумления глаза.

— Изменился ты, Панкрат, за это время…

— Дык двадцать четвёртый год Советской власти идёт. Пора и меняться.

Голос старого председателя был глух, печален, слышалась в нём откровенная горечь.

— Так… — промолвил Кружилин и тоже поднялся из-за стола. — Не потому ли у тебя и колхоз напротив других покрепче, что петлять научился?

— Нет, никудышный колхозишко… Люди живут, может, посправнее, это так… Ежели по твоим приметам судить, по патефонам, то… у нас их ничего, покупают.

Последние слова он прибавил с чуть заметной усмешкой, повернулся навстречу Кружилину, и они стали грудь в грудь, смотря в глаза друг другу.

— Зачем ты так со мной, Панкрат?

— А я откуда знаю — прежний ты али нет? Может, надломила тебя жизнь и ты на Полипова стал похожий?

Потом в глазах Назарова что-то дрогнуло, он опустился на голбчик, стал глядеть куда-то в угол.

— Пуганая ворона, знаешь, куста боится. Прощай меня, Матвеич.

— Мне ведь работать с этим Полиповым. Что это за человек? — прямо спросил Кружилин.

Назаров ещё помолчал, вздохнул.

— А дьявол ли в нём разберётся. Но, по моему разумению, вредный, однако, для жизни человек.

— Чем же?

— Чем, чем?! Я откудова знаю чем! — вспыхнул было Назаров, но тут же, будто устыдясь, продолжал тише: — Ты гляди — в округе живут колхозы ничего вроде. А в нашем районе будто мор страшный прошёл. Как Полипов стал секретарём райкома, так и начался этот мор.

— Значит, ты считаешь, всё дело в Полипове?

— Рыба с головы гниёт…

— Ну, а всё же, вы-то чего тут? Ты вот, другие председатели?

— А чего мы? Нас приучили, как солдат, к командам. Сегодня просо сей, завтра — ячмень. Ваш райкомовский конюх дед Евсей, бывало, привезёт бумагу — немедля начать сеять, — а на дворе дождь со снегом, а то и буран хлещет.

— И что же вы?

Назаров пожал плечами: