Вечный зов

– Не надо, говоришь, с Назаровым кончать? Конечно, сейчас ты сможешь и защитить, вероятно, его. Позиции у тебя сейчас в области окрепли – завод продукцию дал. Непостижимо, но снаряды делает. Хотя это заслуга Савельева, особенно Нечаева. В общем, тебя в области поддержат, видимо… Но этот Назаров икнется тебе в будущем, – прибавил он.

– Каким образом?

– Давай размышлять. Вопрос о нем я в повестке исполкома, допустим, оставлю. Насчет ржи резонанс в области хороший будет. А я и дальше заострю: кто он таков по духу, этот Назаров? С тайными посевами – ладно, слушки одни. Но он всяких подозрительных в социальном смысле людей поддерживает. Ивана Савельева, например, бывшего белобандита, в колхоз принял. Потом его посадили за вредительство. А Назаров семью его всячески оберегает, благоустраивает. Н-да… И такого человека ты защищаешь вот…

Полипов говорил теперь неторопливо, раздумчиво, спокойно. И Кружилин слушал его спокойно, внимательно. Полипов сидел боком к Кружилину, смотрел куда-то в угол. Ухо его, небольшое, чуть оттопыренное, пошевелилось. Кружилин впервые заметил эту особенность.

– Слушай, Петр Петрович, страшный ты человек, кажется, – вдруг сказал он. И только когда произнес эти слова, понял их смысл, подумал, что, вероятно, не надо было этого говорить.

Уши Полипова замерли. Он медленно повернул к Кружилину широкие плечи, и Кружилин увидел, что по лицу его идут судороги, которые он пытается унять насильственной улыбкой.

– Ну что ты… Не страшней других, – вымолвил он.

– Не понимаю я тебя.

– Да, многим из нас друг друга понять нелегко. Мы объединены общей идеей, строим новое общество. Общество это представляем себе более или менее одинаково, но боремся за него… – Полипов, так и не уняв судорог на лице, чуть пригнулся, – но боремся за него, я бы не сказал – разными методами, но по-разному понимая сущность тех людей, с которыми работаем.

– Туманно очень, – усмехнулся Кружилин.

– Ну, Назарова вот того же по-разному понимаем. – Лицо его наконец стало спокойным. – А кто из нас прав…

Громко хлопнула входная дверь, кто-то заскрипел в коридоре половицами.

– Мне ясно одно, Петр Петрович, – проговорил Кружилин, глядя прямо в глаза Полипову, – сейчас, по крайней мере, стало ясно, что работать нам вместе будет трудно. Может быть, невозможно станет со временем.

Полипов опять собрал морщинки на лбу.

– Почему? Мы впервые поговорили друг с другом откровенно, в какой-то мере выяснили… что-то друг в друге. В чем-то не сходимся? Разве это беда? Жизнь, говорю, покажет, кто из нас прав. А ссориться сейчас – сам говоришь – никто не поймет.

– Да ведь ты и собираешься о Назарове спорить! А этот спор, прямо говорю, нешуточный, он серьезный будет…

Распахнулась дверь, вошел Савельев.

– Можно? Здравствуйте… Не помешал? Вижу – огонек… – Савельев шумно подошел к столу, пожал обоим руки. – Что у тебя, Петро, руки такие потные? Ну-с, начали, друзья мои! Сейчас лично подержал в ладонях полуторатысячный снарядик. Нечаев упаковкой занимается, чуть не каждый снаряд сам в ящик кладет. На утро перед отправкой снарядов митинг назначили… Телеграммы еще нет?

– Нет еще.

– Хорошо бы к утру-то поспели, а?! – И повернулся к Полипову: – Ну, Петро! Забывать уже стал ведь я тебя… Да что там, забыл совсем, лет с десяток не вспоминал. И вдруг – встреча! И поговорить вот даже некогда. За квартиру спасибо. По-царски устроились. Неудобно перед рабочими-то.

– Ничего, директор все же.

– Где ты-то живал, работал?

– Ну, где? После того как из белогвардейского застенка удалось бежать – не забыл, должно, Свиридова? – служил в Красной армии до тридцатого почти года. А потом все время в Новосибирске. Потом вот сюда перевели. И все, собственно. Спокойная жизнь, – усмехнулся Полипов.

– Поговорить бы как-то. Вспомнить кое-чего!

– Как Елизавета Никандровна?

– Ничего. Здоровьем, конечно, хвалиться не приходится…

Опять хлопнула дверь. Все повернули головы на звук.

– Телеграмма, может? – сказал Савельев.

Минуту-другую в коридоре было тихо, потом раздались торопливые шаги. Все встали, понимая, что это действительно телеграмма.

Дежурная по райкому, молоденькая женщина, заведующая сектором учета, вбежала взволнованная и раскрасневшаяся.

– Вот, Поликарп Матвеевич… Поздравительные! Одна из Москвы, правительственная. Другая из области.

Кружилин развернул одну из телеграмм:

– «Секретарю Шантарского райкома партии Кружилину, председателю райисполкома Полипову, директору завода Савельеву, главному инженеру Нечаеву…» – начал он читать почему-то с адресатов.

– Ну, я пошел, – встал вдруг Полипов. – Поздравляю, Антон, от всей души… На митинге завтра встретимся. – И повернулся к Кружилину: – Значит, вопрос о Назарове с повестки исполкома исключить?

– Я тебе все сказал, – промолвил Кружилин.

Полипов вышел, плотно прикрыв дверь.

Когда телеграммы были прочитаны, Савельев и Кружилин поглядели друг на друга молча.

– Ну вот, Поликарп… – устало вымолвил Савельев. Слова были вялыми, бесцветными. – А все же не верится.

Савельев был давно не брит, на месте глаз глубокие черные ямки, лицо осунувшееся, бледное.