Вечный жид

Пчелин Николай Вечный жид

Николай Пчелин

Вечный жид

Рассказ

Моя душа еще сопротивлялась, рвалась наружу из заклеенного липкой лентой рта, стучала в уши, отзывалась болью в спине и успокоилась лишь тогда, когда колени подломились и железный поручень лифта рассек мне лоб чуть повыше переносицы.

Постепенно все исчезло: шум подъемника, зуд последней мысли, окрики сопровождавших меня полицейских, сперва брезгливо-презрительные, потом ненавидящие и, наконец, испуганные. Наверное, их уволили после случая в аэропорту, ведь они должны были всего лишь доставить меня к самолету - в наручниках и с залепленным ртом, - обычная здесь практика депортации. Откуда им было знать, что я окажусь таким хилым.

Я родился пятого мая тысяча девятьсот семидесятого года в маленьком армянском городке Спитак. При Тигране Великом моя страна соперничала с Римом, простираясь от Понта Эвксинского до Аравии. Сейчас об этом мало кто помнит. Распадаться и исчезать во времени - свойство всех империй. Когда-нибудь, я уверен, точно так же исчезнет с лица Земли и современный Рим - Америка, оставив насмешливым потомкам несколько артефактов: вместо портиков и акведуков - аэропорты и газопроводы, вместо мозаик и статуй императоров - огромные буквы "HOLLYWOOD" недалеко от тихоокеанского побережья и головы президентов, высеченные в гранитных скалах где-то в Южной Дакоте. Да, забыл упомянуть ржавую изнутри (мне почему-то кажется, что она должна быть непременно ржавой) статую Свободы, которую наверняка когда-нибудь торжественно причислят, если это уже не произошло, к новым семи чудесам света, как причислили греки Колосса Родосского к своим. И новые поколения будут изучать мертвый язык исчезнувшей страны, скучая и проклиная дотошных учителей, точь-в-точь как вы учили латынь, а мы - древнегреческий. Но не будем забегать вперед, всему свое время - время разбрасывать и время собирать. Одним словом - нет ничего нового под солнцем. Суета сует.

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, затрещала по швам другая империя, и мои соотечественники вспомнили, что турки вырезали в начале века более миллиона армян. Турками у нас считали и азербайджанцев. Армяне - христиане, азербайджанцы - мусульмане. Первая гражданская война разваливающейся империи разразилась между жителями горного района на территории Азербайджана, но с преимущественным армянским населением. Назовем упомянутый регион "Малой Арменией", как когда-то именовались земли к западу от Евфрата, присоединенные к империи Тиграна. Вмешалась "Большая Армения". Резня шла с обеих сторон с переменным успехом. Я во всем этом участвовать не захотел и бежал с последним поездом, пока не взорвали железную дорогу, на север. Если вы меня спросите, как я отношусь к туркам, я отвечу: я их не люблю. Лично у меня нет причин их ненавидеть, но я их все же не люблю. Вам, жувущим в Европе, это трудно объяснить. Возможно, только евреи смогут меня понять, ведь они почему-то не любят немцев.

Целый год меня носило от вокзала к вокзалу, от реки к реке по всей огромной России. Я не вел путевого дневника, я бомжевал. БОМЖ - это человек Без Определенного Места Жительства, тот, кого во Франции называют sans domiсilе fixе - SDF. Я своими глазами видел такой штемпель в Марселе, его ставят на документах цыган, рома. Это - как в бывшей моей стране в обязательной графе о прописке в паспортах кочевых цыган в милиции писали: "место постоянного жительства - табор". Французы хоть умнее. "Табор" - это все равно что написать о месте проживания: "на земле, под небом и луной". За годы бомжевания в Европе я сам, в ответ на вопрос властей о национальности, научился отвечать: "Цыган". Для меня быть цыганом - как принадлежность к вере, вере бомжей.

Но тогда мои университеты только начинались.

В следственной тюрьме в Астрахани, куда я попал вместе с настоящими цыганами, обрезавшими для продажи километры проводов с линии высоковольтной электропередачи, - а я ночевал у них, когда милиция устроила облаву, - я встретил знакомого из Спитака. Он рассказал, что мои родители погибли вскоре после моего бегства, во время того самого ужасного землетрясения, разрушившего пол-Армении.

Из всех моих родственников в живых оставался только старший брат Леван. Он уехал из страны наших предков еще раньше, женился на белокожей и светловолосой москвичке по имени Светлана и жил у нее. Адреса я не знал. Тюремный встречный сказал, что слышал от кого-то, что Леван среди "крутых". "Ищи на Курском", добавил он.

Меня освободили за недостатком улик. В тот же вечер я уже плющил нос об оконное стекло ночного поезда, ловя пролетающие огоньки, шлагбаумы, темные рощи и, высунувшись из полуоткрытого окна, - звезды, выстраивающиеся в линию по ходу движения поезда, будто указывая ему путь.