Папа. И все последующие страдания как русского народа, так и еврейского, произошли именно из-за этой безумной идеи: построить царство Божие на земле?
Обломофф. Да. И сибирские лагеря, и холокост – все это лишь расплата за эту безумную идею евреев и русских, которая роднит их в своей гордыне и в своей страшной судьбе, как не роднит никакие другие народы!
Папа. Но каждый из этих народов пришел к этой заведомо невыполнимой идее своим собственным путем. Ты, надеюсь, понимаешь и это?
Обломофф. Разумеется, понимаю.
Папа. Евреи слишком долго скитались по свету, чтобы не мечтать о Царствии Божьем здесь и сейчас, на земле, сию минуту, ради которого они были готовы пожертвовать всем, чем могли: и своей собственной судьбой, и судьбами других стран. Они были готовы пожертвовать судьбой России в семнадцатом году, а сейчас – судьбами окружающих их государств. Но это ни что иное, как все та же, старая и завязшая в зубах уловка дьявола, предлагающего строить Царство Божие на земле.
Обломофф. А русские, как было с русскими?
Папа. Ты спрашиваешь о том, о чем знаешь и сам? Русские к идее построения земного рая пришли другим путем, вернее, двумя другими путями. История их была не менее страшна и болезненна, чем история евреев, чтобы не мечтать о Царстве Божием здесь и сейчас. Кроме того, нереформированное православие так закостенело и создавало такую иллюзию единения с Богом и благости жизни здесь и сейчас, что многим православным иерархам стало казаться: протяни руку – и ты дотронешься до Царствия Божьего. Православная гордыня была ничуть не меньше гордыни иудейской, именно поэтому на Руси то здесь, то там стали появляться Новые Иерусалимы, Гефсиманские сады, и даже свои Лобные места, словно бы евангельская история происходила не в окрестностях Иерусалима, а в пригородах Москвы.
Обломофф. Да, к сожалению, это так.
Папа. Ни евреи, ни православные даже слышать не хотели о реформации. Первые не принимали Иисуса Христа и христианства. Вторые жили в эйфории своей единственной правоты. И все вместе это привело к семнадцатому году, разрушению храмов в России, миллионам жертв как с той, так и с другой стороны. Царство Божие на земле было построено, но оно дымилось печами холокоста и пылью не менее страшных сибирских лагерей.
Обломофф. Да, два необыкновенно сходных народа изменили мир так, как никто его еще не менял. Как вы думаете, Святой Отец, что будет дальше?
Папа. Дальше? Дальше будут продолжаться вечные уловки искусителя, нашептывающего людям на ухо идею о возможности Царствия Божьего на земле. И нашептывать эту идею он будет прежде всего евреям и русским.
Обломофф. Вы ожидаете дальнейших мировых потрясений?
Папа. Они неизбежны, и катализатором их будут прежде всего Израиль и Россия. Смысл этих потрясений, войн, распадов государств и переселений народов, которые происходят у нас на глазах, глубинный, религиозный, имеющий тысячелетние корни. Смысл заключается в необходимости реформ как в православии, так и в иудаизме, без которых все может повториться сначала.
Обломофф. Простите за дерзость, Ваша Светлость, но Вы ничего не говорите о реформах в католицизме!
Папа. А разве они не произошли уже много столетий назад? Разве не появились новые церкви: англиканская, протестантская, лютеранская, и множество подобных им, родившихся из борьбы и протеста?
Обломофф. Да, это так, но ведь сам католицизм незыблем, и реформам не подвергался!
Папа. Подвергался, сын мой, подвергался, и подвергается непрерывно, поверь уж на слово старому и умудренному человеку.
Обломофф. Но все эти реформы косметические, а где же кардинальные, сходные с реформами Иисуса Христа?
Папа. Оставь, сын мой, хотя бы маленький кусочек чего-то незыблемого и нереформированного на земле!
Обломофф. Вы отвергаете, Отче, возможность такой незыблемости для православия и иудаизма, и допускаете их для католичества. Не лукавите ли вы в данный момент?
Папа. Все на земле, сын мой, от лукавого, все абсолютно, и лишь один я беседую с Богом!
Обломофф. И все же, Отче, я настаиваю, нет ли в ваших словах лукавства?
Папа. Сын мой, оставим эти ненужные словопрения. Возможно, я и лукавлю, отвергая возможность реформ в католичестве и призывая к таковым в православии и иудаизме! Но это естественно, ведь я Римский Пана, мне по должности положено так поступать!
Обломофф. Но что же тогда делать?
Папа. А ничего, сын мой! Если реформы созрели, они совершаются необратимо, ибо приходят Иисусы, Лютеры, Савонаролы, и сметают нас, замшелых и напыщенных болванов и фанфаронов! Все на земле от дьявола, но во вселенной – от Бога, и чему быть, сын мой, того не миновать! Все в руце Божией, которая одна распростерта над нами, и незримо ведет по жизни!
Обломофф. А что делать мне?
Папа. Покаяться, сын мой, покаяться! Не хочешь ли, кстати, примкнуть к католичеству?