Неделей позже в гуще боя Арес снес ему голову.
— То есть, я правильно понимаю, — продолжил он, — этот засранец Джексон тебя бросил, а те, кто мучил тебя, всего лишь провели несколько месяцев в тюрьме?
— В общем и целом да.
Черт, сколько же всего на нее обрушилось за такое короткое время!
— Этот слабак… э-э-э… Джексон быстро съехал?
— Через пару месяцев. Он был не в состоянии ни смотреть мне в глаза, ни решать мои проблемы.
Может быть, после того, как Арес найдет подонков, избивших Кару, он выследит и Джексона.
Несколько минут оба молчали. Тишина была уютной — у Всадника никогда не случалось такого с женщинами. Ему было хорошо.
Пока Кара не заговорила о том, о чем он и слышать не хотел.
— Арес… ты чувствуешь себя виноватым из-за своей семьи, да? — Она приподнялась на локте и посмотрела на него. — Из-за того, что твоя жена и дети погибли, а ты так и не сказал им о своих чувствах.
Всадник окаменел.
— Я любил своих детей.
— Я в этом и не сомневаюсь. — Ее тон был умиротворяющим, и Арес слегка расслабился, а когда она провела пальчиком по его груди, и вовсе успокоился. Как это у нее получается? Он видел, как она превратила чертового цербера в ласковый комок меха, был свидетелем тому, как она очаровала Битву от ушей до кончиков копыт.
— Но ты боишься, что они этого не знали. И ты воздвиг в их честь святилище, хотя на самом деле не хочешь его видеть.
Он схватил Кару за руку, пытаясь заставить замолчать.
— Хватит этой психологической чуши. И вообще, ты что, специалист по святилищам?
Ветерок рассыпал ее волосы по его коже. Приятно. Даже слишком.
— Когда мама умерла, у меня остались ее вещи… всякая ерунда вроде заколок для волос. Ее зубной щетки. Я убрала их подальше и никогда на них не смотрела.
Всадник нахмурился:
— Потому что винишь себя в ее смерти?
— Потому что не помню, говорила ли маме, что люблю ее. Я была еще ребенком, так что, наверное, говорила, но не помню этого. Мне кажется, я не хотела хранить ее вещи, потому что они напоминали мне об этом, понимаешь?
Да уж, он прекрасно это понимал. Но ему не понравилось, что Кара видит его насквозь.
— Арес!
Мужчина рывком сел и закрыл собой Кару от Лимос, которая возникла в открытых дверях между патио и спальней.
— Арес, мы поймали… — Она осеклась, и на ее загорелых скулах проступил румянец. — Ой! Э-э-э… Привет, Кара!
— Лучше бы это было что-то важное, — пробурчал Арес.
— Ну еще бы, — надулась Ли. И тут же расплылась в улыбке. — Мы нашли Падшего ангела.
Сердце Ареса пропустило удар:
— Где?
— Тусуется в гостиной. Танатос поставил ему диск с «Армагеддоном». Намек такой, знаешь ли.
— Мы придем через минуту.
Лимос подмигнула Каре и исчезла.
— Это означает то, что я думаю? — спросила девушка, и настал черед Ареса улыбаться.
По многим причинам он не смел надеяться на это. Да, «конец света» беспокоил его больше всего, и так будет всегда. Перенос
И он больше не будет слабеть рядом с ней. Броня защитит его от эмоций, а как раз это Всаднику и нужно. Ведь они ему не понадобятся, верно? Если Кара перестанет быть носителем
Эта мысль поразила его, точно удар в солнечное сплетение, выбив воздух из легких. Он ведь получил хорошие новости, так почему же чувствует себя так, будто кто-то умер?
Проклятие, придется сохранять присутствие духа. Нужно сосредоточиться и, во-первых, защитить мир от преждевременного Армагеддона, а во-вторых, уничтожить цербера, за которым он гоняется уже несколько сотен лет. Первая задача не обещала быть легкой, а вот вторая… впервые за долгое время у него появилась надежда. Кара может оказаться именно тем, что ему нужно для того, чтобы увидеть голову Хаоса у себя на стене.
— Арес?
Всадник моргнул и выкинул из головы все эти мысли.
— Да, — отрывисто сказал он. — Это значит именно то, о чем ты думаешь. Твоя жизнь спасена.
Глава 19
— Тужься! Еще разок! — Эйдолон, зять Кинана и главный врач Центральной больницы Преисподней, подбадривал в родильном зале Джем. Его голос заглушало прерывистое дыхание женщины. Темноволосая голова Эйдолона почти скрылась под складками простыни, покрывавшей бедра роженицы, но, когда он выпрямился, в его глазах светились уверенность и радостное возбуждение. Обычно он не принимал роды, но Джем больше никому не позволила бы коснуться себя. Кинан был с ней согласен. Для своей жены и ребенка он хотел только лучшего.