Особенно действовал ему на нервы неказистый мужчина по имени Ваня. Он ежедневно после обеда приходил к автоматам, нацеживал стакан пива и, часами смакуя напиток, глядел на Евгения, на его жену и на окружающую обстановку, как будто что-то высматривал и выискивал. Ваня приехал из далекого молдавского села, где работал дояром на ферме и откуда выбирался очень редко — три раза в Бендеры, два в Бельцы и один раз в Кишинев. И то ненадолго. Новые люди, новая обстановка, не виданное никогда прежде море настолько увлекли его, что он мог разглядывать их без конца, просто из интереса, и смотрел на Евгения и Наташу из любопытства, а не по долгу работника народного контроля, за которого принимал его Евгений. На курорт Ваня попал случайно. Из «Сельхозтехники» к председателю колхоза пришла горящая соцстраховская путевка. И тогда председатель вспомнил о Ване, вспомнил в последнюю очередь, но не потому, что не уважал этого дояра, а потому, что тот был человек безотказный и нетребовательный, хотя и выполнял в колхозе одну из самых трудных работ — возился с нетелями. И вообще был неприметный, природа обделила Ваню внешними данными, выдав ему маленький рост, востроносое личико, хилую прическу, тонкие руки и ноги, неширокие плечи, что все вместе делало его человеком неопределенного возраста, отчего его всегда называли по имени. Председатель колхоза очень удивился, когда узнал, что Ване идет шестой десяток и ему недалеко до пенсии, вспомнил, что никогда и ничем не поощрял этого бескорыстного человека, участника войны, и настолько расчувствовался, что оплатил Ване дорогу до курортного городка и обратно. Ваня быстро собрался в путь, уложив в нехитрый чемоданчик две рубашки, две смены белья, бритвенный прибор и мыло. Костюмов у него было два — рабочий и праздничный. А пальто одно — демисезонное. Ваня одевался как и все односельчане в его возрасте и, поскольку редко куда выбирался из деревни, не ощущал потребности в иной одежде. И только на курорте, когда неожиданно пригрело солнце и все поспешили на пляж, он обнаружил, что у него нет плавок, и в трусах почувствовал себя неудобно, но все-таки полез в воду, желая всей душой, всем телом ощутить неведомое доселе море. Холодная вода обожгла Ваню и чуть не вытолкнула на берег, но он удержался, так как привык терпеть боль и усталость, особенно на работе, от тяжести которой немели пальцы и от однообразия раскалывалась голова.
Ваня всем своим видом показал, что не испугался холодной воды, и даже сделал несколько плавательных движений, хотя и не умел плавать. Люди как ошпаренные выскакивали из моря, а Ваня, натерпевшись и порядком замерзнув, позже всех спокойно вышел на берег, как будто с ним ничего не произошло. Стойкостью и хладнокровием он обратил на себя внимание всего пляжа, и люди увидели, что он выносливый и не такой хлипкий, как кажется в одежде, и у него пусть не широкие, но вполне крепкие плечи и руки трудового человека. С Ваней стали шутить курортники, начали разговаривать, а это было для него высшей радостью, признанием и даже необходимостью — ведь ради общения с новыми людьми он и решился поехать на дальний южный курорт. У Вани было двое сыновей, и оба учились в Кишиневском университете. Он не верил, что они поступят в университет, опередив городских ребят, но случилось так, что их туда приняли. Сначала старшего, а потом и младшего. Каждый раз в семье был праздник. Ваня надевал праздничную рубашку с вышивкой, принаряжалась жена, и от счастья морщинки разглаживались на ее лице и она становилась такой же, как в молодости, веселой и звонкой. Первого сына она родила вскоре после начала войны, еще не зная, что муж погиб. А когда узнала, долго горевала и лишь через четыре года вышла замуж за Ваню. Некоторые односельчане подшучивали над ней, мол, взяла баба мужика с полвершка да и внешностью неприглядного, но она никогда об этом не жалела, так как Ваня усыновил ее ребенка и не делал никаких различий между ним и их вторым общим сыном, к тому же приносил домой все заработанное. Она переживала, что председатель недостаточно ценит Ваню, что порою колхозники относятся к нему насмешливо, а он в разговоре не может постоять за себя и даже на праздники стесняется надеть на пиджак орден Славы третьей степени, полученный им за форсирование Днепра. А Ваня жалел жену, у которой супруг не такой видный и горластый, как у других женщин, с горечью смотрел на нее, как она тайком утирает слезы в годовщину гибели первого мужа, жалел ее и сам мучился, но не говорил ей об этом.