Вечный всадник

Лешка полез в карман за квитанцией от багажа и вместе с ней вынул билеты на хоккей. «Ну и завертелся ты, брат! — поразился Лешка. — Даже пропустил игру с канадцами! Как сыграли наши? Должны выиграть!» Лешка представил себе выезжающих на лед наших хоккеистов в ярких рубашках и блестящих шлемах, они осторожно пробовали лед коньками, как бы примеривались к нему, а в это время противники сгрудились в раздевалке вокруг тренера и, мрачно жуя резинку, наверно, вынашивали коварные планы; за хоккеистами неожиданно появились тоже наши — ребята с буровой, эксплуатационники, строители и другой нефтеярский народ в грязных рабочих робах, затем выскочил на лед сияющий Вощихин в бархатном костюме, как манекены заскользили по матовой поверхности Вика и Нина Павловна, за ними бойко запрыгал журналист, кокетливо проехала Зинка; обнявшись и о чем-то разговаривая, проплыли Тихонов и известный композитор; за ними заскользила по льду странная на вид, но обаятельная пара — юная студентка и немолодой, но бодрый писатель; осторожно, стараясь не поранить лед, прокатился Пряжников; в углу катка в стороне от людей крутился Петька Молчун. И вдруг Лешка обомлел и расширил глаза. Он увидел самого себя. Пытаясь догнать Зинку, мчался Лешка Кубыкин в черном пиджаке, с ярким галстуком на груди, с торжественно улыбающимся лицом. Под прожекторами Лешка лучше разглядел себя и понял, что в одежде и прическе подражает Сергею Вощихину. И выглядит одним из вариантов этого певца, и даже не вторым, третьим, а тысячным. Лешка снял пиджак, отвязал галстук, растрепал приглаженные волосы, убрал трафаретную улыбку и покатился к Зинке. Она удивленно, но внимательно посмотрела на него, вроде заметила в нем что-то особенное, свойственное только ему лично. Лешка разбежался, набрал максимальную скорость и оторвался ото льда, совершая немыслимый и неизвестный доселе самым опытным фигуристам высоченный прыжок. Зал ахнул, открыла рот Зинка, и глаза ее от изумления полезли на лоб. Лешка парил в воздухе мгновение, но оно показалось ему прекрасной вечностью, а когда он опустился на лед, зрители встретили его ревом восторга, и больше всех хлопала Зинка, от радости подпрыгивая и крича: «Ку-бы-кин! Ку-бы-кин!» У входа на каток остановилась довольная удачей внука бабушка, положила на бортик катка дрожащую руку. Тут хоккеисты начали предматчевую разминку, и все находившиеся на льду люди перемешались, потом закружились в пестром хороводе, быстрее и быстрее, их стало трудно различить. «И те наши, и эти наши», — подумал Лешка, стараясь узнать пролетавшие мимо него фигуры.

— Чей рюкзак?! — услышал Лешка сердитый женский голос, и каток мгновенно растаял в его сознании.

Получив вещи, Лешка вышел из аэровокзала и сразу попал под сильнейший порыв ветра, но не согнулся, только стал к нему боком и двинулся к остановке автобуса, где стояли люди — и, видимо, давно. Они потирали замерзшие щеки, переминались с ноги на ногу и не обратили особого внимания на подошедшего Лешку, но молча приняли в свою компанию, и ему среди людей не таким резким показался ветер, и на душе стало теплее, сквозь рев ветра к нему прорывалась песня, в которой были гул буровой и пение птиц, радость и боль, разочарование и надежда, то, из чего слагается жизнь.

1980

СНЕЖНЫЕ И ДРУГИЕ ЛЮДИ

I

Ютти жил высоко в горах, но в стороне от главной вершины, куда летом пробирались альпинисты. Ютти боялся людей. Последнее время они не тревожили его, а прежде ему казалось, что они охотятся за ним. Люди внимательно разглядывали остатки его пищи, вертели в руках обглоданные им кости, даже брали их с собой, не раз шли по его следу, но Ютти всегда удавалось скрыться.

Он знал в горах каждую расщелину, каждый камень и передвигался со скоростью и сноровкой снежного барса, а иногда быстрее его, и после очередной схватки новая шкура этого редкого зверя устилала пол пещеры Ютти. Немало красивых мягких шкур подарил Ютти снежной девушке Атти. Она жила тоже в стороне от туристских троп, но пониже, где дышалось легче и даже летом росли цветы, и Ютти, перескакивая с камня на камень, любил мчаться навстречу девушке. Он с радостью и удивлением смотрел на Атти, как на единственную диковинку, украшающую его жизнь.

Ютти привык к охотничьим победам, научился предугадывать движение снежных лавин, хорошая пища поднимала его настроение, давала силу, но все это было обыденным, а каждая встреча с Атти заново восхищала его, заставляя делать то, что в обычной обстановке даже не приходило ему на ум. Ютти ходил на руках, прыгал, подражая диким козам, чванливо и напыщенно поводил головой, изображая орла, и, выпятив грудь, напрягая мускулы, показывал самого себя, готового защитить Атти от кого угодно. Его вдохновляло упругое тело Атти, гордо и красиво посаженная головка и обладающие неведомой силой карие глаза, смотревшие на него то в упор, то сбоку, а то и с высоты, всюду преследующие его глаза, от блеска и силы которых он то немел, то наполнялся смелостью, энергией и буйной фантазией.