Воображение его разыгралось. С такими пушками он разнес бы этот русский город в щепки, и янки были бы бессильны перед ним. Мысль о том, что теперь все это богатство находится в руках Джубади, неотступно преследовала его. Положив ядро обратно на подставку, он присел на корточки, прислонившись спиной к стене и вглядываясь в глубину батарейной палубы. Глаза его постепенно привыкали к темноте. Всего таких пушек было десять плюс еще одна, почти вдвое крупнее. Подобравшись к ней, Музта уселся рядом. Сердце его колотилось. «Значит, вот какой стала теперь война, — мелькнула у него горькая мысль. — Скот производит оружие, которое поражает на расстоянии в двадцать раз большем, чем наши стрелы». Ему стало не по себе.
Он долго сидел в тишине, обдумывая увиденное и услышанное. Все здесь было непросто. Переплетались различные интересы, один замысел сталкивался с другим.
— Что ты посоветовал бы мне сейчас, мой добрый старый Кубата? — прошептал Музта, и печальная улыбка промелькнула на его лице, в то время как в мозгу складывались первые предположительные ответы на мучившие его вопросы. Когда Музта вышел наконец на верхнюю палубу, Джубади, сидевший возле леера в ожидании, неторопливо поднялся и дружеским жестом пригласил Музту на корму, где под навесом был приготовлен стол. Сняв шлем, Джубади устроился на сиденье, по форме напоминавшем седло. Перегнувшись через борт, он потянул вверх трос, на конце которого был привязан тяжелый запечатанный кувшин. Сняв крышку, Джубади разлил перебродившее лошадиное молоко в две большие чаши из человеческих черепов.
Вздохнув с облегчением, Музта наклонил голову в сторону запада и плеснул немного молока из чаши за борт, совершив тем самым ритуальное возлияние. Затем без дальнейших церемоний он одним залпом осушил чашу, с удовольствием почувствовав, как приятная прохлада разливается по всему телу. Не колеблясь, он взял кувшин и налил себе еще одну порцию. — И как вы только переносите эту жару, не понимаю, — произнес он после того, как с той же решительностью разделался со второй чашей.
— Для меня не меньшая загадка, как вы переносите холод в своих северных степях, — усмехнулся Джубади. — Правда, у бантагов еще хуже.
— Кстати, о бантагах, — сказал Музта, бросив взгляд на хозяина. — Как мне представляется, в конечном итоге все упирается именно в них. Я прав?
— Бесчисленные поколения наших предков всегда сражались друг с другом, — ответил Джубади, и легкая улыбка тронула его губы, как при воспоминании о дорогих сердцу вещах.
— Да, так было всегда, — согласился Музта. — В чем источник нашей гордости, смысл нашего существования, если не в проявлении воинской силы и доблести?
— А что осталось теперь от этой силы, мой старый враг? — отозвался Джубади.
Музта вскинулся было, но почувствовал, что Джубади говорит это не для того, чтобы уколоть его.
— И где еще, если не на поле брани, можем мы проявить нашу доблесть? — продолжил Джубади. — Тугары мерятся силой с мерками, мерки с бантагами. Все мы равны по крови, все мы одной расы. И разве не всегда так было, даже в дни наших старых богов, которые путешествовали к звездам?
Музта кивнул в знак согласия. В течение всей его юности, как и после последней великой войны, всегда и везде тугары разжигали вечерние костры под пение сказителей, повествовавших о воинских подвигах. И разве не мечтал он еще мальчиком о том будущем, когда, подобно всем предкам, он отправится на запад и там, в небесном покое над бескрайними степями, будет слушать, как его народ поет песни о подвигах своего кар-карта?
— Мы вполне могли бы сейчас раз и навсегда покончить с тугарской ордой, — произнес Джубади холодно и отчужденно. — У вас связаны руки. На каждого уцелевшего тугарского воина приходится по двадцать детей, которых надо кормить. Даже ваши женщины вынуждены ездить на охоту. Мой Вушка Хуш летает как ветер. А вы не можете прятаться вечно — за какой-нибудь год мы нашли бы вас и уничтожили всех до единого. Я выслал бы на разведку два умена, на север и на юг, и в конце концов мы обнаружили бы вас, ибо моя конница за день покрывает такое же расстояние, какое проходите вы со своими юртами за четыре. Мне стоит лишь махнуть рукой, и племя тугар перестанет существовать, даже память о нем исчезнет вместе со всеми традициями и духом предков, так как некому будет петь по ночам об их подвигах. И никто во всей бескрайней степи под западным небом не будет знать слова «Тугары».
— Так почему бы тебе не махнуть рукой? — прорычал Музта. — Или они у тебя связаны бантагами на юге? Джубади взглянул на него с удивлением, и Музта впервые удовлетворенно улыбнулся, поняв, что вопрос застал кар-карта мерков врасплох.
— Мне известно, что прошлой весной они разбили твои войска возле переправы через пролив Северного моря далеко на западе, а после этого ты хитрым маневром уничтожил их элитный умен и заставил на время оставить тебя в покое.
— Неужто глаза и уши Музты имеют крылья? — бросил Джубади.