Вечный шах

Воспользовавшись этой малой паузой, Виктор из последний сил нанес нарушителю предварительной договоренности удар по яйцам. Опять ногой. Не фартило сегодня этому пареньку. Паренек корчился, сжимаясь в клубок, старался облегчить невыносимую боль, а двое других с удвоенной энергией продолжили обработку. Виктор как сквозь вату услышал, что, поднимаясь, загудел лифт, и стал тихонько уходить в никуда.

Предводитель тоже услышал звук лифта. Он посмотрел, как клиент сползал по скользким дверцам и сказал:

- Пошли, пацаны.

Двое, осторожно ведя под руки третьего, не торопясь удалились.

Разошлись дверцы, и прямо у ног старушки с четвертого этажа со стуком рухнула на пол лифта бессознательная голова вместе с верхней частью туловища. Не завизжала от страха старушка, не молодка, чай, повидала всего на своем неукротимом веку, только спросила сама у себя:

- Ой, что же это такое?

Виктор от удара затылком пришел в себя. Увидел склонившееся старушечье лицо наоборот и вялыми губами, шепотом попросил кое-как:

- Помоги, бабуля.

- Писатель, что ль, из тридцать четвертой? - узнала старушка и, придерживая ногой уже сходившиеся дверцы лифта, оттащила Виктора на площадку. Отталкиваясь от пола руками, Виктор, как мог, помогал ей. Лифт захлопнулся. Он опять приспособил голову к гладкой поверхности и поблагодарил:

- Спасибо, мать.

- Пьяный, или с сердцем что? - деловито осведомилась старушка.

- С головой, - ответил он. И тогда она заметила прямо-таки на глазах расцветающий фингал. Присела на корточки, осторожно дотронулась до его скулы, спросила:

- Домой тебя, или скорую вызвать?

- Домой, - попросился он.

- Ну, тогда давай вставать, - сказала она. Виктор для начала решил усесться на полу, как следует, твердо на задницу. С третьей попытки удалось. Ободренный первым успехом, он, хватаясь за стену, стал подниматься. Старушка помогла, подставила плечо.

- Стоишь? - спросила она, пока он, покачиваясь, туго соображал, как и что.

- Стою, - с жалкой радостью вдруг понял он.

- Тогда поехали, - старушка нажала кнопку, дверцы лифта разошлись, они погрузились и поехали. От слабости и умиления самоотверженностью старушки глаза налились слезой, и он, глядя на размытый от этого контур спасительницы, по мере возможности, почтительно осведомился:

- Как мне вас величать?

- Анной Сергеевной, - представилась старушка. - Кто тебя так?

- Не знаю, - честно признался он.

- Дела нынче творятся, - подвела итог происшедшему Анна Сергеевна.

На его этаже открылись двери, и они, колдыбая, вышли. Виктор, с трудом достав ключ, непослушной рукой тыкал им в поисках замочной скважины.

Анна Сергеевна отобрала ключ, открыла дверь, завела в квартиру.

- Хорошо, - сказал он, осторожно опустившись в кресло и закрыв глаза.

- Уж куда лучше, - подтвердила она. - Где у тебя аптечка?

- В ванной.

Анна Сергеевна обмыла ссадину, смазала ее зеленкой и, приказав прикладывать к ушибам холодное, ушла по своим старушечьим делам, а Виктор остался в кресле. Так и провел три дня. С трудом выбираясь из кресла только для того, чтобы умыться, поесть и сходить в сортир.

Оказалось, что он никому не нужен. Все три дня ни визитов, ни даже телефонных звонков. Виктор лежал в кресле и думал о том, что одинок, что, если умрет в одночасье, никто и не хватится. От этих дум иногда задремывал. Было покойно, жалко себя и грустно.

По утрам Анна Сергеевна, добрая душа, приносила ему свежего хлеба и молока. Все три дня он без особой охоты жевал хлеб с колбасой из писательского заказа и запивал молоком. На четвертый день раздался первый телефонный звонок.

- Ты дома? - почему-то недовольно поинтересовался режиссер. Ни здравствуй, ни прощай.

- Поздороваться бы не мешало, - отметил сей момент Виктор. Здравствуй, Андрюша.

- Все ерничаешь, - еще раз выразил свое неудовольствие режиссер. - У меня дело к тебе срочное. Сейчас заеду.

- Если насчет поправок по сценарию, можешь не приезжать, предупредил его Виктор, и, не ожидая ответа, положил трубку.

- Манеру взял - трубками швыряться! - Режиссер, не глядя на открывшего ему дверь Виктора, прорвался в квартиру, и, окинув взором комнату, с удовольствием продолжил изобличения хозяина. - Ну, и бардак у тебя, Витя!

- Чего надо? - сонным голосом спросил Виктор. Режиссер наконец увидел Викторов фингал. За три дня фингал утерял часть пухлявости, но зато обрел необычайную окраску - всех цветов радуги. Андрей хрюкнул от неожиданности и глупо поинтересовался:

- Что это с тобой?

- Болею. Грипп. - Давая понять режиссеру, что тот лезет не в свое дело, ответил Виктор.

- Ну, не хочешь - не говори, - смирился режиссер. - Чаем угостишь?

- Могу и водкой, - ответствовал гостеприимный хозяин.

Пили все-таки чай. Шумно прихлебывая густое сладкое пойло (любил, подлец, сладкое) и заедая его бутербродом с колбасой, режиссер рассуждал:

- Конечно, ты прав. Да, в семнадцатом Россия трагически, несоединимо раскололась на две части. Да, в гражданской войне не было правых, все виноватые. Но тебе надо понять главное: та часть России, которая навсегда ушла из реальной жизни страны, унесла с собой ее духовную жизнь.