Вечный sapiens

Короче говоря, о подобном антрополог Кастанеда слышал. Потому, если и удивился «мальчикам кровавым» в глазах старого шамана, то не сильно. Старик порой выдавал подобного рода штуки. Однажды, например, Кастанеда попросил у него совета в безнадежной ситуации – знакомая антрополога умирала от рака в какой-то американской клинике. Кастанеда спросил, можно ли ее как-то спасти. Можно, ответил старик, но для этого она должна уйти от жаления себя и заняться делом – целиком сосредоточиться на спасении. Поскольку она все равно умирает и заниматься ей ничем не нужно, пусть каждую минуту она борется с болезнью. А зримым воплощением этой борьбы будет движение. «Вот такое движение рукой», – и старик сделал вид, будто открывал дверь, толкая ее от себя. Но есть только одна закавыка – одна должна поверить в действенность этого способа. В себя поверить.

Мы уже знаем про этот эффект. Знал о нем и дон Хуан. Однажды Кастанеда рассказал старику о своем умершем друге, который писал Карлосу нервные письма с просьбой встретиться, чтобы разделить с ним его последнее научное путешествие. Кастанеда так и не нашел времени не только для встречи и совместной экспедиции, но даже и для того, чтобы просто ответить на письмо, потому что ему было лень. А потом он узнал, что его друг умер. Кастанеде резко поплохело. Он вспомнил, что друг ведь рассказывал ему о своей неизлечимой болезни! Просто Кастанеда постарался побыстрее стереть из памяти этот факт, и теперь его дико мучила совесть. Он поделился мерзостью своей души с доном Хуаном. И тот ответил:

– Не будь ты столь поглощен собственной персоной и своими проблемами, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы заметил, что он закрывает свои счета, встречается с людьми, которые помогали ему, и прощается с ними.

От этих слов Кастанеде стало еще хуже. Он упрекнул старика, что прибыл к нему не за горькими словами, а за каким-нибудь целительным магическим средством от своих душевных мук. Но что индеец ответил:

– Ты хочешь слишком многого. Следующее, что ты попросишь, – это будет некое магическое снадобье, способное удалить все, что раздражает тебя, без всяких усилий с твоей стороны, если не считать тех усилий, которые ты затратишь на то, чтобы проглотить эти пилюли. Чем хуже вкус, тем сильнее эффект, – вот девиз европейцев. Ты хочешь результатов: одна порция зелья – и ты исцелен.

Мудрый старик был прав: горькое плацебо лечит лучше сладкого. А дорогое лекарство – лучше дешевого…

Вот с таким интересным человеком судьба свела американского антрополога Карлоса Кастанеду. Что же, кроме очистительных слез, промывающих душу, заставляло американца год за годом наматывать сотни миль на кардан, приезжать в Мексику, спать в хижине старика на составленных старых ящиках, используя вместо матраса стопку джутовых мешков, переносить тяготы и рисковать жизнью? Может быть, наркотики, которыми пичкал дедушка студента? Как я уже говорил, для многих имя Кастанеды прочно ассоциируется с растительными психоделиками, и разорвать эту связь, установившуюся в общественном сознании, необычайно трудно: общественное мнение необыкновенно ригидно. Между тем наркотики, которые фигурируют только в самом начале кастанедовского пути (на протяжении первых пары-тройки книг), были нужны только для одной цели – чтобы растормозить мозг и приучить его к тому состоянию, какое и было целью обучения – трансу. В дальнейшем они уже не использовались, поскольку Кастанеда научился проваливаться в состояние транса под руководством индуктора довольно легко: его мозг привык к таким режимам работы. Защита была взломана химией. Но взломать ее можно по-разному. Старик говорил антропологу, что способность к трансу есть у каждого человека: оно «остается на заднем плане в продолжение всей нашей жизни, если только не выводится вперед благодаря специальной тренировке или случайной травме…» Или клинической смерти, добавлю я.

По большому счету, ничего иного, кроме подробных описаний переживаний в состояниях транса, а также теории этих состояний с точки зрения «параллельной науки», в книгах Кастанеды и нет. Потому как транс был главным инструментом постижения и изменения мира для той древней цивилизации, отголоском которой являлся дон Хуан. Не единственным отголоском! Было бы странно, если бы от всей той традиции тонким кончиком остался один бедный дон Хуан, который – вот везенье-то! – наткнулся на американского антрополога и передал ему все свои знания перед смертью. Нет, чудес не бывает. Старик был такой не один.

К своему удивлению, Карлос Кастанеда узнал, что цепочки людей знания тянутся с глубокой древности, по ним и происходит трансляция. Дон Хуан мог отследить прошлое своей цепочки на 27 поколений назад, и таких линий было множество. Традиция передачи знаний была изустной и занимала годы… Первое, что приходит в голову европейцу, когда он про такое слышит, это схема «учитель-ученик». Однако на самом деле схема гораздо сложнее, и сложность эта связана с весьма непростой системой взглядов на мир древних толтеков.