Вечный хлеб

— Ой, Суворов, спасибо, рассказал: теперь везде буду хвастать. Мне бы еще такого, как Эрик, — и буду совсем как тот король! А? Как насчет щенков? Записываюсь первым!

— Он во всем Союзе один такой. Нет для него суки, чтобы щенки в отца.

Вячеслав Иванович попытался сообщить этот факт с обычной гордостью, но не очень получилось: он привык забивать любого в разговоре, а Борбосыч записал один — ноль в свою пользу! Такой отличный факт на него истратил — и зря.

— Как это нет?! В Греции все есть! А уж у нас— тем более! Среди необъятных просторов — да такой суки не отыскать? Найдется! Доставим ему невесту хоть с Сахалина. Скажу друзьям, те — знакомым, потом друзьям знакомых — найдется! Ну побежал, правда, что поздно. И я тебе говорю, Суворов: найдем невесту! Недооцениваешь ты меня. И на щенка я первый! Чтобы как тот король!

И махнул рукой пустому такси.

Такси ехало по другой стороне Садовой, на ветровом стекле опущена табличка: «В парк». Но ради Борбосыча тотчас развернулось…

Да, счет в пользу Борбосыча. И не один — ноль, а пожалуй, что и два.

Вячеслав Иванович не любил проигрывать, редко проигрывал и оттого еще сильнее разозлился на Борбосыча. Что же получается: тащит нагло сколько хочет, и все для него, все к услугам? Хоть такси, хоть королевские собаки? И женщины на нем виснут, на козле вонючем?

А если бы сказать прямо в лицо Борбосычу, что тот вор? Не смутился бы! Точно, что не смутился бы. Да он и сам клонил к тому, иначе зачем все разговоры про лосиную охоту, про лицензии? Говорят, девушки за неделю вперед знают, когда им сделают предложение. Вот и Вячеслав Иванович чувствовал себя, как девушка: Борбосыч готовится сделать ему предложение, и предложение куда значительнее, переломнее для всей жизни, чем женитьбы-замужества! Конкретно: войти в долю с лосятиной; а если принципиально: променять честность на бешеные деньги. А если бы Вячеслав Иванович ответил, что выбирает спокойный сон, Борбосыч только рассмеялся бы: ведь не первый год ворует — и спит, похоже, лучше, чем Вячеслав Иванович.

Но и сам же Борбосыч начинал когда-то. Интересно, он колебался, перед тем как первый раз вступить в дело? Трудно его представить колеблющимся…

Вячеслав Иванович забыл на время, как, читая дневник матери, представлял мародера, которому мать отдала обручальные кольца, в виде Борбосыча. Забыл — и вдруг разом вспомнил! И разозлился на себя: ведь шел с ним до дому, разговаривал — хотя и сухо, хотя почти против воли, но разговаривал! Конечно, Борбосыч— не тот блокадный мародер, но порода та же.

Только вот был бы сейчас жив сам Вячеслав Иванович, если бы не два кило риса, два кило сахара и буханка белого хлеба, полученные в самом страшном декабре за обручальные кольца? Все перепутано в мире.

Вот и Зинаида Осиповна, справку о которой он закажет завтра с утра: Зинаида Осиповна, которую он заранее презирает, — никуда не деться от того, что она растила сестру, а может, и вырастила. Да, все перепутано.

И не мог осудить Вячеслав Иванович ее мужа, устроившегося на шоколадный завод. Естественно, что и сам подкреплялся, и жену поддерживал. Это естественно. И если бы они чуть-чуть помогли тогда Сальниковым, навсегда бы остались любимыми дядей и тетей. Ну, не помогли, ну, у самих было мало — и это естественно. Неестественное начинается, когда жрала шоколад на глазах у полуживых племянников…

Короткий миг внутренней примиренности с Зинаидой Осиповной прошел. Вячеслав Иванович укрепился в презрении и ненависти к ней. С тем и пошел с утра в справочное.

Да какая к черту справедливость! Оказалось, жива шоколадницадо сих пор и здравствует. Ни от голода не умерла, ни от обжорства. Живет себе в конце улицы Чайковского, гуляет, небось, там по соседству в Таврическом саду.

Конечно, и мысли не было, чтобы идти с тортом! С пустыми руками,только с пустыми! Поколебавшись, не взял и Эрика, ведь предстоит поход как бы на неприятельскую территорию, так не подумала бы вздорная старуха, что он боится и привел пса как телохранителя! Зато постарался одеться: вельветовые брюки, замшевый пиджак (все добыто в служебной раздевалке— ну прямо не жизнь, а сервис!) — чтобы сразу видели, что он ни в чем не нуждается, ничего ему от родственников не нужно.

Ну и пошел наконец. Рассчитал так, чтобы прийти к семи: и больше всего шансов застать дома, и культурное время для визита. Узнал он заодно и телефон, но невозможно же объяснять по телефону, кто он и что ему нужно! Нет, нужно идти лично. Как это у какого-то князя? «Иду на вы!» (Странный вообще-то факт: предупреждать врага, чтобы тот приготовился. Звучит героически, а на самом деле глупость.)

На двери квартиры в беспорядке торчало несколько кнопок, — ага, шоколадницаживет в коммуналке, ну, так ей и надо! Вячеслав Иванович нашел звонок с ее фамилией — простая бумажка под стеклом, да еще криво надписана — и длинно позвонил.

Он ждал старческого шарканья, но приблизились легкие молодые шаги, дверь открылась… и уже после этого молодой, чуть хрипловатый голос (курит, пороть некому!) спросил: