Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А

Автомобили мчались по пустым улицам Города: две машины впереди, три сзади. В одной из них ехала Патриция Харди, но как он ни старался, он не видел ее ни через ветровое стекло, ни в зеркале заднего обзора. Разумеется, это не было столь уж важным. Он присмотрелся к похитителям и решил, что это не простые бандиты.

Он обратился к человеку справа от себя, но ответа не получил. Он повернулся налево, но не успел произнести и слова, как мужчина сказал:

— Нам запрещено разговаривать с вами.

Вот как! «Запрещено». Госсейн с облегчением откинулся на спинку сидения: еще не все потеряно.

Машины резко свернули в тоннель и минут пять неслись с огромной скоростью, включив фары, затем впереди появилось светлое пятно, машины замедлили ход и выскочили в закрытый полукруглый двор, у больших дверей они остановились. Распахнулись дверцы, и Госсейн увидел, как из головной машины вышла девушка и направилась к нему.

— Чтобы внести ясность, — сказала она. — Мое имя Патриция Харди.

— Знаю, — ответил Госсейн. — Я видел вас днем.

Глаза девушки расширились.

— Безумный! — воскликнула она. — И вы все-таки пришли!

— Я должен узнать, кто я такой на самом деле.

В голосе Госсейна прозвучало отчаяние, и тон Патриции смягчился.

— Бедняга, — сказала она. — Ведь они заканчивают приготовления к решительному шагу. Поэтому все гостиницы полны шпионов. Как только детектор лжи произнес свое заключение, оно стало им известно. А они не могут себе позволить рисковать. — Она помолчала и после некоторого колебания добавила: — У вас остается одна надежда — возможно, Торсон вами не заинтересуется. Отец пытается его убедить произвести тщательное обследование, но пока ему это не удалось. Простите меня, — пробормотала она, резко повернулась и вошла в дверь, открывшуюся от ее прикосновения. На долю секунды он увидел ярко освещенную комнату, и дверь закрылась.

Прошло минут десять. Из двери напротив вышел мужчина необычайно высокого роста с крючковатым как у ястреба носом. Подойдя к Госсейну, он иронически улыбнулся.

— Выходит, это и есть тот, кто особенно опасен для нас? — сказал он.

Госсейн не стал реагировать на оскорбительный тон. Он внимательно изучал стоящего перед ним мужчину. Внезапно он осознал смысл услышанного. Он был готов к тому, что его вытряхнут из машины, но в этот момент он откинулся на спинку и попытался осмыслить то, что услышал: он опасен! Чем же? Он прошел курс ноль-А, но его мозг поражен амнезией. Даже если он успешно справится с испытаниями Игр, то отправится на Венеру вместе с тысячами других людей. Чем он отличается от них?

— Ну, конечно, молчание, — продолжал гигант. — Если я правильно понимаю, ноль-А пауза. Кора вашего мозга начинает контролировать положение. Можно ждать, что сейчас польются умные речи?

Госсейн посмотрел на него с интересом. Ирония почти исчезла, жесткое выражение лица смягчилось, а поза несколько расслабилась.

— По всей вероятности, — сказал Госсейн, — вы провалились на Играх, поэтому теперь смеетесь над ними. Мне вас жаль.

Мужчина засмеялся.

— Пойдемте, — сказал он. — Вы будете удивлены. Меня зовут Торсон, Джим Торсон. Я называю вам свое имя, потому что вы уже не будете иметь возможности никому рассказать о нашем знакомстве.

— Торсон, — как эхо повторил Госсейн.

Он молча вышел из машины и прошел в резную дверь дома, в котором жили президент Харди и его дочь Патриция.

Сразу же и очень основательно он начал обдумывать побег. Но не сейчас. Еще рано. Ему даже самому казалось странным, что узнать правду о себе он считал более важным.

Длинный коридор, отделанный мрамором, привел их к большой дубовой двери. Торсон толкнул дверь и, улыбаясь, пропустил вперед Госсейна. Сопровождавшие их охранники остались в коридоре.

В комнате было трое — Патриция Харди и двое мужчин. Один из них лет сорока пяти сидел за столом. Необычная внешность второго приковывала внимание к себе.

Жертва какой-то катастрофы, он остался в живых, но стал чудовищным сооружением, настоящим механизмом. Руки и ноги из пластика, вместо спины шероховатая оболочка, череп, похожий на полусферу из матового стекла без ушных раковин, а из-под нее смотрели два человеческих глаза. От глаз и ниже лицо сохранилось — нос, рот, подбородок и шея. Что представляет собой остальное тело, можно было только гадать. Но Госсейн в этот момент думал о другом: он решал, как вести себя, и пришел к выводу — чем смелее, тем лучше. Обращаясь прямо к калеке, он сказал:

— Что это за чертовщина?

Инвалид засмеялся и заговорил звучным низким басом:

— Считайте меня неизвестной величиной — Иксом.

Госсейн посмотрел на девушку. Патриция не отвела взгляда, но щеки ее слегка порозовели. Она успела переодеться и уже ничем не напоминала Терезу Кларк.

Пожалуй, самым неприятным для Госсейна был вид Майкла Харди. Он не мог освоиться с открытием, что президент Земли — заурядный заговорщик. А что здесь готовилось преступление, было очевидным. Иначе как объяснить поведение Патриции и Торсона, опыты с его памятью. И Машина говорила о каком-то заговоре, связывая его с семейством Харди.