Вечный день

И ты мертва? Твоя грудь такая высокая,
И только тень обметает тебя, скользя
В темный сумрак от тяжкого занавеса,
Хлопающего складками на ночном ветру.

Какая синева на горле, стонавшем
Рвущимся стоном под давящей рукой,
Вмятый след удушья,
Последнее украшение, уносимое в гроб.

Светятся, мерцая, белые груди,
Молча за ними запрокинулась голова
С выпавшим из волос серебряным гребнем.
И это тебя обнимал я столько раз?

И это я, обезумев горькой страстью,
Возле тебя находил покой,
Окунался в тебя, как в жаркое море,
Пил твои груди, как пьют вино?

И это я, опаленный яростью,
Как адский факел дикого божества,
Обвивал твою шею с радостью
Хмельной, как с ненавистью хмельной?

И это было не сон пустой?
Я так спокоен, ни похоти, ни страсти,
Дальние вздрагивают колокола,
И тихо так, как бывает в церкви.

Как все странно и как все чуждо!
Где ты теперь? Ответа нет.
Нагое тело твое — как лед,
В синем свете подпотолочной лампы.

Как все немо, и почему?
Мне страшно, когда она так безмолвна.
Хотя бы капельку крови!
Чем убаюкано ее лицо?

Лучше выйти. — И он выходит.
Ночной ветер, вскинувши на покойнице
Волосы, замер. Они взвеялись вслед,
Как черное пламя, гаснущее в буре.

После битвы {16}

В майских всходах лежат труп к трупу,
Лежат на цветах, на зеленой меже.
Брошенные ружья, колеса без спиц,
Опрокинутые железные лафеты.

Лужи дышат запахом крови.
То в красном, то в черном бурая колея.
Белое вздувается брюхо лошади,
Четыре копыта вскинувшей в зарю.

В холодном ветре замерзают стоны
Умирающих, а из восточных врат
Мерцает бледный зеленоватый свет —
Узкая завязь беглой Авроры.[28]

Дерево {17}

Возле канавы у края луга
Стоит дуб, исковерканный и старый,
В дуплах от молний, изгрызен бурей,
Черный терн и крапива у корней.

Душным вечером собирается гроза —
Он высится, синий, неколеблемый ветром.
Тщетные молнии, бесшумно вспыхивая
В небе, сплетают ему венец.

Ласточки стаями мчатся понизу,[29]
А поверху сброд летучих мышей[30]
Кружится над голым, выжженном молнией,
Суком, отросшим, как виселичный глаголь.

О чем ты думаешь, дуб,[31] в вечерний
Час грозы? О том, как жнецы,
Отложив серпы, отдыхают в полдень
В тени, и по кругу ходит бутыль?

Или о том, как они когда-то
Повесили человека на твоем суку —
Стиснулась удавка, вывихнулись ноги,
И синий язык торчал изо рта?[32]

И висел он лето и зиму
В переплясе на ледяном ветру,
Словно ржавый колокольный язык,
Ударяясь в оловянное небо.

Луи Капет {18} [33]