Вечный человек

— Надо поставить себя так, — объяснил Джим, — чтобы, с точки зрения лаагов, только мы не давали мыслелюдям мешать им работать, а с точки зрения мыслелюдей, только мы могли объяснить лаагам, что они не должны мешать искусству, которому мыслелюди посвящают всю свою жизнь. Потрясающее, кстати, искусство, генерал. Может, оно более значительно, чем все наши искусства вместе взятые.

— Ладно, — сказал Моллен; тон у него был самый обычный, но Джим не мог отделаться от мысли, что генерал ему подыгрывает, — значит, ты хочешь установить трехстороннее соглашение, которое бы с помощью сочетания запугивания и обещания выгоды заставило бы и лаагов, и мыслелюдей делать то, чего хотим мы. Допустим даже, что мы сможем дать им повод так себя вести по отношению друг к другу, зачем им при этом люди?

— Люди им понадобятся как переводчики.

Глава двадцать восьмая

— Переводчики? — Моллен нахмурился, но тон его стал абсолютно серьезен.

— Именно, — подтвердил Джим. — Вы подумайте об этом. Мы можем говорить с лаагами, с большим трудом, но можем. И мы можем говорить с мыслелюдьми, хотя взаимопонимание для нас тоже связано с большим трудом.

— Да, и что из того? — спросил Моллен.

— Лааги и мыслелюди совсем не могут общаться. Для них это сложнее, намного сложнее, чем проблемы, которые вы упомянули при обучении дельфинов искусственному языку. У этих двух рас нет вообще ничего общего. Они смогут общаться только через нас, людей.

— Продолжай, — сказал Моллен.

— Например, для нас с лааги общее — это как минимум тела и технологическая цивилизация. А теперь, благодаря Раулю Пенару, мы, как и мыслелюди, можем двигаться в пространстве как свободные разумы. И в обоих случаях есть и другие примеры общности. У нас есть трудовая дисциплина — не такая врожденная, как у лаагов, но она у нас есть. У нас есть понятие искусства, которое выражается совсем не так, как у мыслелюдей с их «танцами», но по крайней мере мы в состоянии уловить, почему для них так важны их танцы. Спорю на что хотите, что, даже когда мы научимся свободно общаться с лаагами, понятие искусства мы так и не сможем им передать.

— Это, конечно, замечательно, — проворчал Моллен, — но вот что будет, когда лааги научатся освобождать свой разум от тела, как вы двое и Рауль? Тогда они смогут общаться с мыслелюдьми напрямую. И поскольку, согласно вашим отчетам, мыслелюди способны на прямое общение между разумами и тут им перевода не нужно, то лааги смогут договариваться с ними сами.

— Ну, для начала, — сказал Джим, — я думаю, что пока лааги не взглянут на свое существование куда шире, они не смогут освобождать разум от тела. Мы установили, что, прежде чем покинуть тело, нужно очень сильно захотеть это сделать. А для лаага покинуть тело на уровне инстинктов означает бросить самый надежный инструмент для работы, которая оправдывает их существование.

— Ну а если кто-нибудь все-таки сумеет? — сказал Моллен. — Тогда они смогут иметь дело прямо с мыслелюдьми.

— Не думаю, — ответил Джим. — Мыслелюдям будут чужды очень многие их понятия, и наоборот, так что друг от друга, если попробуют разговаривать, они будут слышать в основном пропуски. Мы с Мэри еле сумели договориться с мыслелюдьми, а они уже успели попрактиковаться на Рауле. Плюс к тому, как я уже сказал, у нас, в отличие от лаагов, с ними много общего, а лаагам этого не добиться, если они не изменят кардинально свой взгляд на мир. Вы можете себе представить, как объяснить лаагам, что такое симфония?

— Но то, что мы называем искусством, — это не совсем то, чем занимаются мыслелюди, — вставил Моллен.

— Верно. Но у нашего искусства с их «танцами» достаточно общего, чтобы у нас с Мэри появилось общее с мыслелюдьми понятие, даже если под ним мы имели в виду не совсем одно и то же. Это дало нам основу для общения, — сказал Джим. — Об этом я и говорю. Мы достаточно близки к мыслелюдям, чтобы нам было на чем строить взаимное общение. И с лаагами у нас достаточно общего, так что и тут есть с чем работать. Но я не вижу, что может объединять лаагов и мыслелюдей, чтобы на этом основывать контакты. Даже если я не прав и они это сумеют, с нами им все равно легче будет разговаривать, чем друг с другом, так что это все равно дает нам шанс быть посредниками.

— Мэри? — спросил Моллен, взглянув в ее сторону.

— Извини, Луис, но он прав, — произнесла она, — по крайней мере, насчет взглядов лаагов. Конечно, мы коснулись только верхушки айсберга в их изучении, но на основе наших нынешних знаний я должна признать, что Джим прав.

— Понятно, — ответил Моллен задумчиво. — Боже мой, если ты действительно прав и человечество сможет стать посредником между двумя расами...

Он сидел, уставившись в никуда, но вдруг резко повернулся к Джиму.

— Даже если это возможно, остается вопрос, как именно это делать, кому что предложить, — сказал он. — Я вот к чему веду, полковник. У вас не было полномочий заключать договоры и соглашения с неизвестными расами. С какой стати вы пригрозили этим мыслелюдям, что лааги, или даже мы, будем двигать звезды? Большей чепухи я в жизни не слышал!