– Никогда не поздно, Каталь. Это то, чему нас научила маленькая американка, да?
Каталь снова кивнул, и Аласдер почувствовал, как взгляд Каталя замер на темной жидкости в его чаше. Долгие годы лжи, поступки его сестры и его слепота относительно всего этого явно отняли у него всякое желание жить. В его жизни больше не было нитей, удерживающих его. Больше никаких отношений, которым он мог доверять. Это было то, что Аласдер слишком хорошо понимал. Каталь взял кинжал и провел лезвием по его руке.
– В глубокой благодарности за твою верность я освобождаю тебя своей кровью, Аласдер Бьюкенен. Делай, что велит тебе сердце, прости меня за то, что я поставил свое счастье выше твоего.
Он посмотрел на него вопросительно на мгновение. Аласдер слабо кивнул и замер. Каталь обмакнул окровавленное лезвие в чашу и сделал большой глоток.
– Кровью,
Аласдер снова взял чашу и обратил свой взгляд к свече на алтаре. Она мигнула и погасла. Каталь рядом с ним задыхался и прижимал руки к груди.
Аласдер поднял чашу над собой в лучах солнца и пробормотал:
– За вечность, сердце мое.
Он опорожнил чашу, когда Каталь рядом с ним с хрипом упал на землю.
Из дрожащих рук Аласдера выскользнула чаша, и он прислонился головой к скамье.
Перед собой он видел ее счастливую улыбку, а сердце с каждым ударом закачивало в его тело яд белладонны, приближая к женщине, которую он любил.
Глава 27
Как черное масло, вода низвергалась со скалы в озеро, смывая наше прошлое. Я чувствовала себя словно заново рожденной, когда через несколько часов проснулась усталой и счастливой на палящем послеполуденном солнце.
Бабочки танцевали над вербеной, растущей вокруг озера, а птицы щебетали в верхушках деревьев. Это было как в раю, только моему телу казалось, что я попала под танк – синяки уродливо светились на коже.
Я попыталась пальцами распутать волосы, любуясь Пейтоном, который, наверное, только что искупался и теперь искусно обмотал килт вокруг бедер. Я увидела белый шрам под его сердцем, зримое доказательство его любви ко мне. Его кожа все еще влажно блестела, но это, казалось, не беспокоило его. Заметив, что я проснулась, он улыбнулся и подошел ко мне.
– Если бы я знал, что ты проснешься… – Он игриво потянул за килт, а я засмеялась и легонько ударила его по бедру:
– Прекрати! Посмотри на меня, неужели ты думаешь, что я могу пошевелить хоть одним мускулом?
Пейтон подмигнул мне и наклонил голову, чтобы поцеловать меня.
– Я, конечно, нашел бы средства и способы сделать тебя счастливой без необходимости тебе двигаться.
Блеск в его глазах вызвал у меня румянец на щеках, и я смущенно скрестила руки на груди.
Пейтон повернулся, поднял с земли сверток ткани и подал его мне.
Я нахмурилась.
– Когда ты еще спала, Шон был здесь. Он послал кого-то в Дункансбург, чтобы достать это. Он шлет тебе свои наилучшие пожелания и советует нам немного поторопиться. Видимо, он потерял Натайру и Аласдера из вида.
Я содрогнулась при мысли о них и взяла платье. Оно было действительно красивым. Из коричневой блестящей шерсти, перетянутой темно-красными нитями и окаймленной по подолу красным кружевом. V-образный вырез и струящиеся рукава длиной три четверти делали его очень элегантным.
Хотя я и не предполагала, что за него Шон победил королеву Англии, оно было лучшего качества, чем любое другое платье, которое я когда-либо носила за это время.
– Оно великолепно! – изумилась я.
– Тогда надевай, нам пора. Ты даже не представляешь, как очаровательно выглядишь. Как лесная фея, с листочками папоротника в волосах, – засмеялся он и на самом деле вытащил из моей прически зеленый лист. – Как может порядочная леди ходить в таком виде? – спросил он и с наигранным негодованием покачал головой.
Я хотела ударить его, но не поймала. Против своей воли мне пришлось усмехнуться и начать натягивать платье через голову, пытаясь справиться с лентами и крючками.
Пейтон помог мне и, застегнув последний крючок, обхватил меня сзади и поцеловал в шею.