И тут же услышал, как рядом кто-то негромко чихнул. Коля повернулся — рядом, метрах в пяти, на тропинке стоял волк. Огромный серый волчище, ростом с теленка, стоял и смотрел на него. У Коли сразу онемели руки-ноги и даже рот открылся от страха.
— Здравствуй, Иван-царевич! — строго сказал волк.
— Здравствуйте, — еле выдавил из себя Коля. — Только я не Иван-царевич.
— Это неважно, меня Грибанов послал. Я тебя по всему лесу ищу, а ты вон куда забрался. Садись, я тебя к ним отвезу. — Волк говорил почти не открывая пасти, как будто не он сам, а какая-то машинка говорила у него внутри головы.
— К кому — к ним?
— Ну, кого ты сейчас звал. Еще кое-кто хотел бы с тобой познакомиться.
Коля с опаской подошел к волку, и дотронулся до его спины, а потом и забрался на нее. Волк слегка прогнулся под тяжестью мальчика, но тут словно мощный мотор заработал у него в груди, мышцы взбугрились, шерсть на загривке, в которую Коля с ужасом вцепился, встала дыбом, волк прыгнул вперед — и они понеслись. Да так быстро, что деревья и кусты по обеим сторонам слились в сплошной серо-зеленый ковер. Несколько раз Коле казалось, что они сейчас врежутся в стоящее впереди дерево, и он в ужасе зажмуривался. Однако в последний миг волк вместе с тропинкой вилял в сторону, и они летели дальше.
Когда проносились по большой, заросшей папоротником поляне, Коля увидел справа покосившуюся избушку на огромной сморщенной куриной ноге.
— Баба-яга? — крикнул он волку.
Тот слегка повернул к нему морду:
— Эта померла еще перед войной. А новая в лесу не живет, у нее в поселке квартира.
Еще минут десять сумасшедшей гонки, и волк вдруг резко встал ѕ так резко, что Коля едва не перелетел через его голову.
— Слезай, приехали!
Коля с трудом слез. Руки его не слушались — так сильно он цеплялся за волчий загривок, боясь свалиться.
— Дальше сам иди. Вон, видишь шалаш впереди? — сказала машинка в голове волка.
Коля шагнул вперед, потом обернулся. Волка уже не было, тот словно растворился в густом лесном воздухе. Коля подошел к шалашу и сразу увидел Грибанова и Голубикина с его соломенным ведром на голове. Сидя на земле у пня, они играли в карты.
— А, вот и наш юный друг! — Грибанов вскочил на ноги. — Милости просим. Ну как, понравилось тебе на волке кататься?
— Очень понравилось. Только страшно немного.
— Я же говорил, испугается ребенок, — проворчал Голубикин.
— Да нет, это только сначала, а дальше здорово было.
— Познакомься, — сказал Грибанов кому-то, сидящему у входа в шалаш, — это Коля.
Коля посмотрел и вздрогнул: то ли человек, то ли огромный пень, заросший мхом. И ноги у него, словно мощные корни, — и кажется, уходят прямо в землю. И глаза, как у совы, — огромные, сильно навыкате. И голос, как из бочки, только приветливый.
— Проходи, мил человек, садись.
Коля сел на стоявший рядом чурбан.
— Закуривай! Дорога долгая была.
— Ты что, ты что! — замахал руками Грибанов. — Это же ребенок.
— Да, в самом деле, что это я? Ты прости, Коля. Одичали мы тут совсем в глуши.
— Ничего, — сказал Коля. — Скажите, вы ведь леший?
— Обижаешь, мальчик, — строго ответил человек-пень, а потом так громко рявкнул, что Коля аж подскочил:
— Спиридон!
Тотчас из кустов выглянула жуткая зеленая рожа, вся в лишаях и бородавках, и, запинаясь, прошепелявила:
— Чего изволите?
— Вишь, — сказал пень Коле, — это леший. А я — лесной царь.
И, повернувшись к лешему, опять рявкнул:
— Пошел вон!
Леший немедленно скрылся.
— Опять мухоморов наелся, — недовольно проворчал царь. Потом обернулся к Коле. — В школу ходишь?
— Хожу. Во второй класс перешел.
— Ну и как, нравится тебе учиться?
— Учиться нравится. В школу ходить не нравится. Вставать нужно очень рано.
— Поспать, значит, любишь?
— А кто не любит? Вы, наверное, тоже любите?
— Говори мне ты. С царем ведь разговариваешь!
— Хорошо.
— Я люблю поспать, Коля, но не могу: столько забот! Проснешься рано, еле светает, и все думаешь, думаешь. Царство-то у меня большое.
— А ты царь над всем-всем лесом?
— Конечно. Над всеми лесами от Москвы до Можайска.
— А дальше?
— Может, и дальше. Но точно не знаю, не был там никогда. Да ты о себе расскажи. Слышал я, что на море собрался ехать.
— Это папа собрался. А мне лучше здесь, с бабушкой и дедушкой. Я здесь как дома.
— Да, дома всегда лучше. Я как-то ездил к брату во Владимир. Он бывший домовой, а сейчас в городе живет, начальником охраны на рыбзаводе работает. Тоска смертная! Квартирка у него крохотная, на обед рыба, на ужин рыба. Тьфу!
— Я рыбу тоже не люблю, в ней костей много.
— А что же ты любишь?
— Не знаю… — Коля задумался. — Манную кашу тоже не люблю, меня бабушка каждое утро есть заставляет. Борщ не люблю. Щи не люблю. Котлеты не люблю.
— Так что же ты любишь? — трубно захохотал царь. — Может быть, ты орехи любишь с медом?
— Не знаю, наверное.
— Спиридон! Орехов с медом нашему юному другу!
Через несколько минут приковылял леший и поставил на пенек перед Колей тарелку, дал деревянную ложку.
— Ешь, ешь, орехи прошлогодние, но в меду они как свежие, будто только собрали.