- Ну и что же? - безразличным тоном спросил Куницын.
Копна ответить не успел: мимо них прошел Стрелков.
Его окликнули.
- Иди к нам.
. Он секунду колебался, потом подошел, но не сел, посмотрел на товарищей настороженно.
- Как служба? - поинтересовался Копна.
- Притираюсь.
- Не раскаиваешься, что пошел к станку? - спросил Шамин.
- И не думаю... Вот со временем туго... Извините...
Проводив Стрелкова глазами, они еще некоторое время молчали, каждый по-своему оценивая поведение Стрелкова, наконец Куницын пробасил:
- Пока не выходит у него ничего. И начальство им недовольно. - Он вспомнил Песляка, свою стычку с ним, добавил раздраженно: - Начальство у нас подчинять любит, посильнее, чем в армии.
- А у тебя-то как? Курс нормальный? - осторожно спросил Копна.
- У меня? - Куницын обвел глазами товарищей, словно раздумывая, стоит ли откровенничать, и, решив, что рано или поздно этого не избежать, признался: - У меня не лучше, чем у Стрелкова.-Он рассердился на свои колебания, сказал твердо: - Неважно, плохо, одним словом, - и вдруг, захохотав некстати, встал и, не попрощавшись, пошел к дому.
Степану Степановичу и в самом деле было не до то"
варищей. Хотя Песляк и заверил, что не будет больше тревожить его, хотя дело шло лучше и дни пошли спо"
койнее, ему было не по себе. Сегодня опять случилось событие, выбившее его из седла. Из областной газеты прибыл корреспондент и, придя в цех, с ходу хотел сфотографировать Стрелкова у станка. Степан Степанович воспротивился. Произошла неприятность и новая встреча с разгневанным Песляком.
На все его доводы Песляк твердил:
- Нехорошо, товарищ. Нехорошо.
Степан Степанович не стал пререкаться, а сказал, что пойдет в райком.
- Иди, только я тут ни при чем. Иди, иди.
Степан Степанович не поверил Песляку. А между тем Песляк не лгал, корреспондент явился не по его инициач тиве и даже без его ведома. Происходило нечто напоминающее горный обвал. Камень, пущенный сверху, начинает сбивать другие камни, и вскоре целый поток, грозная лавина устремляется вниз, захватывая все новые глыбы, сметая все на своем пути. И как нельзя остановить это все нарастающее низвержение, так невозможно было удержать события, развивающиеся вокруг Стрелкова. Статья в заводской многотиражке была прочитана в других газетах. Факт был примечательный-человек пронес любовь к профессии через всю жизнь. И, конечно же, этого нельзя было обойти. В партийный комитет, в дирекцию завода, в редакцию многотиражки по нескольку раз в день звонили, интересовались Стрелковым.
"Стрелкова вывели на орбиту",-острили на заводе.
И это было хорошо, полезно для завода. Только он, сам Стрелков, как будто не понимал и не хотел понять этого.
Вот что больше всего злило Песляка.
Сознавал свое, положение и Степан Степанович. Он твердо решил воспротивиться нездоровой шумихе, поднятой вокруг его имени.
"Пойду прямо в райком. Сейчас же. Переоденусь и пойду".
Торопливо открыв дверь своей квартиры, Степан Степанович споткнулся о что-то твердое и чуть не упал,больно ударившись коленом о косяк. Он выругался, схватился рукой за ушибленное место и отодвинул чемодан с обувью, почему-то оказавшийся под ногами.
- Хозяева!-крикнул он.-Прибирать надо.
Никто не отозвался.
- Оглохли, что ли?!
Прихрамывая, он прошел на кухню и тут, на черной газовой плите, увидел белый лист бумаги. Странно было, что этот листок лежал на плите. Степан Степанович сразу узнал почерк жены. Она писала: "Уехали к бабушке. Навещай Иринку". Он прочитал, не поверил, перечитал еще раз, медленно опустился на стул.
- Что с тобой? - услыхал он голос Самофала и не удивился ему.-Дверь была не закрыта, я и зашел. Что случилось?
Степан Степанович, не оборачиваясь, протянул листок.
Через минуту он почувствовал на своем плече твердую руку Самофала, и тотчас стало легче, будто эта рука отвлекла на себя, оттянула часть груза, что сдавливал его сердце.
- Вот видишь, - сказал Степан Степанович, - хорошего хочу. Не понимают.
Самофал не утешал, не говорил ни слова, лишь сильнее сжал его плечо.
- Черт те что, - уже спокойнее произнес Степан Степанович. - Вот уж никогда не думал... Никогда не ду"
мал,-повторил он.-Все я учил, теперь-меня учат...
Вот даже собственная жена, даже сын-баскетбольного роста.
- Развеется,-сказал Самофал.
- Спасибо, друг. - Степан Степанович встал и, не глядя в глаза Самофалу, пожал его руку.
Самофал заметил его смущение, проговорил поспешно:
- Я тебя во дворе подожду,
Степан Степанович шагал, не замечая пешеходов.
Нужно было собраться с мыслями, успокоиться.
На сердце уже не было так тяжело, как в первую минуту.
Степан Степанович сел на скамейку в каком-то садике.
"То ли я делаю? Так ли поступаю?"
Откуда-то со двора донеслось похлопывание-верно, сушили и трясли зимнюю ^одежду. Эти звуки отдавались в голове.