Вечная жизнь Смерти

Чэн Синь стояла перед домом Старого Фрейса и рассматривала дрожащую в раскаленном воздухе Большую пустыню Виктория. Примитивные, только что построенные бараки простирались до самого горизонта. Под лучами полуденного солнца новенькие хибары из фанеры и жести казались недолговечными, словно разбросанные по песку игрушки-оригами.

Когда пять веков назад Джеймс Кук открыл Австралию, ему и в голову прийти не могло, что однажды на этом огромном пустынном континенте соберется всё человечество.

Чэн Синь и 艾 АА приехали в Австралию с первой волной вынужденных переселенцев. Чэн Синь могла бы поселиться в большом городе наподобие Канберры или Сиднея и устроиться с комфортом, но она настояла, что будет жить, как обычный мигрант, и отправилась во внутреннюю зону расселения, в пустыню рядом с городком Уорбертон. Там было тяжелее всего. Ее тронуло, что АА, которая тоже могла поехать в крупный город, решила последовать за ней.

Жизнь в резервации была трудной. В самом начале, когда там жило относительно немного народа, было еще ничего. Сложнее всего оказалось переносить не материальные неудобства, а издевательства. Поначалу Чэн Синь и АА получили целый барак в свое распоряжение. Но когда приехали новые мигранты, их уплотнили, и теперь под одной крышей жили восемь женщин. Новые соседки Чэн Синь и АА родились в райские годы Эры Устрашения. Здесь же они впервые в жизни столкнулись с рационированием воды и еды, с «мертвыми» стенами, которые, как в них ни тычь, не оживали и не выдавали кучу информации, с отсутствием кондиционера, с общественными туалетами и душевыми, с казарменными койками… В этом обществе все были равны, деньги не имели никакого значения, каждый получал одинаковый паек. Они видели такую нищету только в исторических кинофильмах, и жизнь в зонах расселения казалась адом. Естественно, они стали изливать свою ярость на Чэн Синь. Ни с того ни с сего начинали осыпать ее оскорблениями, злились, что она зря чужой хлеб жрет — ведь она не смогла устрашить Трисолярис. Самый тяжкий ее грех в том, что она сложила лапки, как только получила предупреждение об атаке. Если бы она включила передатчики, враги сбежали бы в ужасе, а человечество прожило бы еще несколько десятилетий в мире и счастье. Даже если бы передача сообщения привела к немедленной гибели Земли — всё равно это лучше, чем такая жизнь!

Сначала Чэн Синь только унижали словесно, но вскоре стали бить и отнимать паек. АА пыталась защитить подругу, как только могла. Она дралась с другими женщинами — порой по нескольку раз в день. Однажды она схватила самую злобную стерву за волосы и принялась колотить головой о стойку кровати, пока у той кровь не залила всё лицо. После этого случая АА и Чэн Синь оставили в покое.

Однако враждебность к Чэн Синь питали не только соседи по жилью. Переселенцы, живущие в других лачугах, тоже приходили поиздеваться. Иногда они швыряли камни в ее окна, иногда толпа окружала ее барак и выкрикивала проклятия.

Чэн Синь стоически переносила мучения. Они даже приносили ей удовлетворение. Девушка считала, что для такого никчемного Держателя Меча, как она, это еще недостаточная кара.

Так продолжалось до того дня, когда пришел старик по имени Фрейс и пригласил Чэн Синь и АА жить в его доме. Фрейс был аборигеном восьмидесяти лет, по-прежнему крепким и бодрым, с седой бородой на черном лице. Ему как туземцу разрешили до поры до времени сохранить собственное жилище. В Общую Эру он руководил организацией, занимающейся охраной культуры аборигенов и лег в гибернацию в начале Эры Кризиса, чтобы продолжить свою работу в будущем. Когда его разбудили, он убедился, что не ошибся в прогнозе: австралийские аборигены и их культура находились на грани исчезновения.

Дом Фрейса, построенный еще в двадцать первом веке, был старым, но крепким; поблизости росла красивая роща. Как только Чэн Синь и АА перебрались туда, жизненные неурядицы кончились. Самое важное, что старый абориген поделился с ними своим душевным покоем. Он не горел ненавистью к трисолярианам, как многие. Фрейс вообще редко заговаривал о кризисе. Он ограничивался словами: «Боги помнят деяния людей».

Это так. Даже люди до сих пор помнили деяния других людей. Пять столетий назад «цивилизованные европейцы» — почти всех их на родине объявили преступниками — высадились на Австралийский континент и принялись потехи ради отстреливать прячущихся в лесах аборигенов. Даже когда охотники узнали, что их жертвы — люди, а не животные, убийства не прекратились. Аборигены жили на этих обширных землях десятки тысяч лет, и к моменту прибытия европейцев численность туземцев превышала полмиллиона. Вскоре она упала до тридцати тысяч беженцев, которым пришлось искать спасения в безжизненных пустынях на западе.

Когда Томоко провозгласила создание резерваций, люди вспомнили трагическую судьбу жителей Северной Америки, еще одного далекого континента, на который «цивилизованный человек» принес лишь страдания.