— Хорошо. Мы улетаем. Будьте на связи!
— Конечно. — Ло Цзи отсалютовал им тростью, повернулся и направился к монолиту. При низкой гравитации он почти летел над заснеженной поверхностью и вынужден был пользоваться своей палкой как тормозом. Женщины смотрели ему вслед, пока слегка согбенная фигура Отвернувшегося, Держателя Меча и наконец кладбищенского сторожа человечества не исчезла за дверью монолита.
Подруги вернулись на «Ореол». Яхта незамедлительно взлетела, разбрасывая выхлопом снег во все стороны. Вскоре корабль достиг плутонианской первой космической скорости, которая лишь едва-едва превышает один километр в секунду, и вышел на орбиту. В иллюминаторы и на экране монитора женщины наблюдали, как белые линии, разделенные синими и черными участками плутонианской поверхности, вновь складываются в слова «Цивилизация Земли», написанные различными алфавитами на разных языках, но только теперь их покрывал снег, делая почти не различимыми.
«Ореол» пересек пространство от Плутона до Харона, как будто перелетел через узкий каньон — так близко друг к другу находились оба небесных тела.
По этому самому «каньону» сейчас мчались мириады звездочек — это были корабли, пытающиеся спастись. Все они двигались быстрее «Ореола». Один космолет пронесся всего в ста километрах от них, сияние его факела осветило гладкую поверхность Харона. Подруги ясно различили треугольный силуэт корабля и десятикилометровое голубое пламя, вырывающееся из сопел.
Искин объяснил:
— Это «Микены», планетолет среднего класса без замкнутой системы жизнеобеспечения. После ухода из Солнечной системы его пассажиры не протянут и пяти лет, даже если направить на удовлетворение их нужд все ресурсы корабля.
Искин не знал, что этот космолет вообще не сможет покинуть Солнечную систему. Ему, как и всем остальным, осталось жить в трехмерном пространстве не больше трех часов.
«Ореол» вылетел из «каньона» между Плутоном и Хароном и, оставив позади два темных мира, направился в открытый космос. Теперь Чэн Синь и АА видели целиком и плоское Солнце, и Юпитер, процесс перехода которого в двумерное состояние подходил к концу. Сейчас уже почти вся Солнечная система, за исключением Урана, стала плоской.
— О боже мой! — вскричала АА. — Звездное небо!
Чэн Синь поняла, что подруга говорит о картине Ван Гога. И в самом деле, то, что представилось сейчас их глазам, походило на живописное полотно. Картина Ван Гога, какой ее помнила Чэн Синь, была едва ли не идеальным отображением плоской Солнечной системы! Всё пространство занимали гигантские планеты; они, казалось, были намного больше, чем промежутки между ними. И всё же необъятность планет нисколько не придавала им ощущения материальности, прочности. Скорее, они выглядели как завихрения в пространстве-времени. В этой странной вселенной каждая часть космоса текла, закручивалась, металась между безумием и ужасом, словно неистовое пламя, исходящее не жаром, а холодом. Солнце и планеты — всё материальное, всё сущее казалось лишь галлюцинацией, порожденной возмущением пространства-времени…
Чэн Синь сейчас стало понятным то странное чувство, которое каждый раз возникало в ней при взгляде на полотно Ван Гога. Всё на картине — деревья, словно охваченные пламенем, дома и горы в ночи — имело глубину и перспективу, но звездное небо над ними утеряло трехмерность.
Совсем как та картина, что висела сейчас в космосе, «Звездная ночь» была двумерной.
Но как смог художник написать такое в 1889 году?! Возможно ли, что во время второго приступа безумия он при помощи одного только своего духа и отягощенного бредом сознания перенесся через пять столетий и увидел то, что видели сейчас Чэн Синь с АА? Или, может быть, всё было наоборот: Ван Гог прозрел будущее, и вид этого Страшного суда стал причиной его безумия и последующего самоубийства?
— Дети, с вами всё в порядке? Что вы собираетесь делать дальше?
В инфоокне появился Ло Цзи. Он снял скафандр, и его белые волосы и борода струились при низкой гравитации, словно в воде. За спиной старика виднелся туннель, которому предназначалось существовать сто миллионов лет.
— О, а вот и вы! — отозвалась АА. — Мы собираемся выбросить артефакты в открытый космос. Но не все. Оставим себе «Звездное небо».
— А я считаю, вы не должны выбрасывать ни одного. Оставьте себе всё. Забирайте их и улетайте!
Подруги переглянулись.
— Куда улетать? — спросила АА.
— Да куда хотите. В любую точку Млечного Пути. Вам хватит срока вашей жизни, чтобы добраться до Туманности Андромеды[63]. «Ореол» способен летать со скоростью света. Он оборудован единственным в мире двигателем, искривляющим пространство.
Чэн Синь и АА потеряли дар речи.