Вечная жизнь

Может, попробовать еще разок, только медленно и осторожно...

— Привет!

От неожиданности я подлетела на несколько дюймов от земли, врезавшись головой в низкую стропилину. Мой прыжок напугал проклятую курицу, и она со всей силы врезала мне своим твердым клювом по руке, да так что я завизжала и, изрыгая проклятия, запрыгала на одной ноге, потирая быстро наливающуюся шишку на макушке.

— Черт возьми! — проревела я.

— Ой, простите... вы в порядке? — В курятник просунулась чья-то пепельная голова и замерла, увидев меня, скачущую в полумраке.

— Проклятые куры!

— Простите, — повторил тот же голос. — Ривер сказала мне зайти сюда. Понимаете, я беру у вас яйца. Только обычно я забираю их из дома.

Понятно, я опять опоздала.

Бросив на бурую курицу самый испепеляющий взгляд, на который я оказалась способна, я выбралась из курятника. Черт бы побрал эти яйца!

Снаружи меня ждала Мериуизер — долговязая, неуклюжая, с коробкой для яиц из переработанного картона в руке. При виде меня она заморгала, пытаясь вспомнить, где мы могли видеться.

— Ой, — сказала она. — Вы к нам заходили, да?

— Угу. Покупала карты в вашем магазинчике. Сколько тебе яиц?

— Дюжину. — Она выудила двенадцать еще теплых яиц из моей корзины и аккуратно переложила их в свою картонную коробку. Внезапно мне показалось, что я перенеслась на двести лет назад, когда такой обмен был обычным ежедневным делом. Эта мысль мне ужасно не понравилась.

Мериуизер выпрямилась, закрыла свою коробочку и протянула мне два доллара. Я с тяжелым вздохом затолкала их в карман джинсов. Не самая крупная сделка в моей жизни. Однажды я поставила на кон свою треть Транссибирской магистрали, чтобы остаться за столом, где шла большая игра в покер. Теперь я стою в грязных джинсах и продаю грязные яйца за два доллара.

— Спасибо, — поблагодарила Мериуизер. Как и в прошлый раз, она выглядела блеклой, вялой и безжизненной. Понятное дело, с таким папашей особо не расцветешь! Она повернулась, чтобы уйти, но я спросила:

— Как дела в аптеке?

Она изумленно обернулась.

— Ничего, потихонечку. Сейчас в городе у всех дела не очень, после того, как закрылась текстильная фабрика в Хитертоне.

— Вот как?

— Они делали одеяла и наволочки, — пояснила Мериуизер, откидывая волосы с глаз. — А у нас была единственная аптека в округе, поэтому мы процветали.

— Значит, твой отец потому такой псих? — спросила я, когда мы шли к ее машине. — Переживает из-за бизнеса?

Мериуизер затравленно сглотнула, явно не желая признавать, что ее отец псих.

— Ну да, он... Он очень несчастлив, — пролепетала она, нашаривая ключи в кармане. — Моя мама... она умерла четыре года тому назад, и он... он просто никак не может прийти в себя.

— Понятно...

Многие бессмертные привязываются к людям, да я и сама не исключение. Мы влюбляемся в людей и дружим с ними. Но после того, как мой храбрый Роберт погиб в Индии, я сделала необходимые выводы и больше никогда никого не подпускала близко.

В компании друзей мы тоже стараемся держаться подальше от всяких проблем и переживаний — просто делаем вид, будто их не существует, стараемся отвлечься или как-нибудь притупить восприятие. Иными словами, я оказалась не готова к тому, что кто-то может поделиться со мной своей болью, и не нашлась, что на это ответить. Ужасно, конечно. Но думаю, Мериуизер к этому уже привыкла.

— Спасибо, — повторила Мериуизер, свою коробочку на заднее сиденье.

— Не за что. До встречи.

— Настасья? Идем со мной, — сказала Анна. — Класс медитации. Сегодня у тебя первое занятие в группе.

Я медленно распрямила спину, занемевшую от многочасового скрученного положения. Спрашиваете, чем я занималась? Подбирала грецкие орехи с земли.

Стройная вереница из десяти больших деревьев отделяла передний двор от остальной территории, и сбор проклятых орехов был ежедневной рутиной. Это была промозглая, нудная и спиноломная работа, а поскольку я опять забыла перчатки, пальцы у меня побурели от ореховой скорлупы. Пройдет несколько недель, прежде чем эти пятна сойдут. Коленки у меня были в мокрой грязи от постоянных поклонов в сырую землю, из носа текло, и я продрогла до костей.

— Кажется, это называется оказаться меж двух огней? — вздохнула я, и Анна улыбнулась.

Для меня медитация означала не более чем выматывающее душу бесконечное сидение в позе лотоса, с прилагающейся радостью оживления прошлых кошмаров. Нет, спасибо. На прошлой неделе я проделала это в одиночестве и прекрасно обошлась без наставников. Теперь, значит, пришло время группового эксперимента. Вот радость-то привалила!

— Идем, — позвала Анна, кивая на дом. — Хоть погреешься.

Я посмотрела на свой джутовый мешок — он был полон едва на три четверти. Тяжело вздохнув, Я поплелась за Анной.

— Сегодня мы будем использовать для концентрации пламя свечи, — ласково проговорила Анна десять минут спустя. Я сидела, скрестив ноги по-турецки, на твердой полушке, набитой гречневой крупой.