Вечная жизнь

— Монстеризм становится респектабельным занятием. — Он повернулся и ушел.

Джакинт и Вэйлок смотрели ему вслед.

— Он сегодня более желчен, чем обычно, — сказала Джакинт. — Это из-за Анастазии. Ревность грызет его.

— Ты пригласила меня сюда встречи с ним?

— Ты слишком чувствителен. Да, я хотела быть свидетелем этой встречи. Меня интересует, каковы были твои мотивы для моего уничтожения. И я уверена, что ты Грэйвен Варлок.

— Но мое имя Гэвин Вэйлок.

Она отмахнулась от этих слов.

— Я не уверена в этом. Прежняя Джакинт не могла бы заинтересоваться тобой. Причина всему — дело Варлока-Мандевиля.

— Даже если это и так, почему я должен был убивать тебя?

— Когда я увидела тебя в Карневале, еще не прошло семь лет. Ты боялся, что я передам тебя убийцам.

— Предположим, что это так. Ты сообщила бы обо мне убийцам?

— Обязательно. Ты повинен в ужасном преступлении и повторил его в Карневале.

— Ты очень странная. Чтение мыслей доказало, что я ничего не знаю, а ты не хочешь поверить в это.

— Я не дурочка, Гэвин Вэйлок.

— Даже если я виновен… а я никогда этого не признаю… в чем состав преступления? Ни ты, ни Абель не испытали ничего, кроме маленького неудобства.

— Преступление, — мягко сказала Джакинт, — состоит в твоей готовности отобрать чужую жизнь.

Вэйлок беспокойно осмотрелся. Мужчины, женщины… они разговаривали, смеялись, рассматривали экспонаты… Его беседа с Джакинт казалась чем-то нереальным.

— Сейчас вряд ли подходящее время спорить об этом, — сказал он. — Однако я должен сказать, что, если лишение жизни преступление, то преступники все, кроме гларков.

Джакинт прошептала в притворном ужасе:

— Расскажи, в чем заключается мое преступление.

Вэйлок кивнул.

— Один амарант на две тысячи человек, такова разрешенная пропорция. Когда ты стала амарантом, информацию об этом ввели в Актуриан. Две тысячи черных автомобилей выехали по приказу Актуриана. Две тысячи дверей отворились, две тысячи несчастных покинули свои дома, поднялись на три ступеньки, две тысячи…

Голос Джакинт зазвучал как расстроенная скрипка:

— Но я тут не причем…

— Да, — ответил Вэйлок. — Это борьба за существование, вечная борьба, но самая жестокая и безжалостная за всю историю человечества. И ты сочиняешь фальшивые теории, обманываешь себя, ослепляешь… Если бы ты честно смотрела в лицо действительности, в паллиатории было бы меньше пациентов.

— Браво! — воскликнул канцлер Имиш, подошедший сзади. — Неортодоксальный взгляд на вещи, высказанный с большой искренностью.

Вэйлок поклонился.

— Благодарю. — Он поклонился Джакинт и пошел через толпу.

Вэйлок сел в тихом углу. Значит, Джакинт заманила его сюда, чтобы установить его личность. Если не с помощью Абеля Мандевиля, то по телевекторным диаграммам, которые, по требованию Анастазии, достал ее поклонник.

Вэйлок достал пленки, стал рассматривать их. Телевекторные диаграммы Гэвина Вэйлока и Грэйвена Варлока совпадали полностью. Вэйлок улыбнулся и разорвал их. На диаграмме Анастазии изображение было расплывчатым. Как будто два изображения наложились одно на другое. Даже красный крест — знак совмещения — и тот был двойным. Один четкий и яркий, другой — бледный и расплывчатый. Почему же такая нечеткость, двойное изображение? Вряд ли это неполадки в машине. Впечатление такое, как будто наложились диаграммы двух человек. Но это же невозможно. Альфа-диаграммы каждого мозга уникальны…

И вдруг у Вэйлока вспыхнула мысль, с первого взгляда абсурдная, но… Но если это так…

Возбуждение охватило его. В его мозгу созрел подробный план действий.

Но вот звуки труб разорвали течение его мыслей. Голоса затихли, свет стал меркнуть.

Часть стены отошла в сторону и открыла сцену с черным занавесом. На сцене появился молодой человек.

— Друзья искусства! Перед нами согласилась выступить самая замечательная актриса. Я, конечно, имею в виду несравненную Анастазию де Фанкур. Она поведет нас за кулисы кажущегося и скинет вуаль с действительности. Выступление будет коротким и она просила меня извиниться за некоторую схематичность представления. Но я не хочу этого делать. Помогать Анастазии будет музыкант-любитель, иными словами — я.

Он поклонился и исчез. В холле стало темно.

Черный занавес задрожал. Вспыхнул свет прожектора, но на сцене никто не появился.

Потом из мрака вышла хрупкая белая фигурка в костюме Пьеро. Казалось, она вся трепещет в ярком свете. Она нерешительно подошла к занавесу и как бы в нерешительности отогнула его. Что-то большое, черное прыгнуло на нее. Девушка бросила занавес, отскочила, пошла со сцены. Луч света преследовал ее. Она повернулась к зрителям. Лицо ее было белое, как снег. На нем четко выделялись черные губы. Волосы едва прикрывала белая шапочка с черным помпоном. На ней был свободный белый балахон с черными помпонами на месте пуговиц. Черные большие глаза, брови, выгнутые так, что придавали лицу изумленное выражение, — наполовину клоун, наполовину привидение.

Она отошла к самому краю сцены и смотрела на занавес, который, дрожа, отошел в сторону.