Вечная жизнь

За это научное достижение Синья Яманака получил Нобелевскую премию по медицине 2012 года. Вот почему уже пять лет тысячи биологов пытают миллионы мышей по всему свету в надежде отыскать «философский камень». Все ясно? Конец лекции. Теперь я жду Нобелевскую премию за популяризацию.

* * *

Мы летели в Тель-Авив бизнес-классом. Салон был заполнен деловыми людьми, все читали хит молодого ученого-гастроэнтеролога Джулии Эндерс «Очаровательный кишечник», многие были в кипах. Меня окружали смертные, не боящиеся конца. Евреи соприкасаются со смертью на каждом углу, они привыкли к таким встречам. Можно подумать, им от нее не холодно и не жарко. В отличие от Роми я не считаю слова смертный и гениальный синонимами. Ненавижу, когда она проигрывает в видеоигре и произносит дебильную фразу:

— Я умру прям сейчас!

Мне остается одно — отвечать с гордостью:

— Чур я первый!

Роми зевала, прикрывая рот ладошкой, пока я рассказывал о фантастических научных открытиях, ради которых мы направляемся в этот город. Дочь молчала, но ее выдавали вздрагивающие ноздри. Я никогда не был в Иерусалиме, не увлекаюсь «святыми местами» и не совершал, следуя моде, пешего паломничества к могиле апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела[177]. Роми смотрела на компьютере «Голодные игры»[178], еще одну историю о выживании. Китнисс Эвердин, героиня Дженнифер Лоуренс[179], перманентно борется за жизнь в цирковых и совершенно садистских играх. Меня в возрасте Роми подобное кино напугало бы до полусмерти, а она преспокойно уснула. Молодежь очерствела с тех пор, как супержестокий принцип «каждый-за-свою-шкуру» стал единственным увлекательным сюжетом.

Я послал сообщение Леоноре, которая осталась в Париже с нашей малышкой.

«Возлюбленная моей жизни!

Я изображаю скептика, но в Землю обетованную попасть не так-то просто. Мы летим над Средиземным морем, и вдруг в иллюминаторе прямая белая, сверкающая линия. Это Израиль, страна, ставшая утопией три с половиной тысячелетия назад. Наши соседи, пара старичков, взялись за руки, когда шасси самолета коснулись земли. Я позавидовал — мне так тебя не хватало… Знаю, ты считаешь мой поиск бессмертия бессмысленным. Твоя правда, но… он уже увенчался успехом, причем до встречи с собратом твоего босса. Каждый километр, отдаляющий меня от вас с Лу, равен бесконечности. Позвоню, как только наполнюсь стволовыми клетками. Укуси от меня Лу за пальчик. Письмо не слишком длинное — не хочу расхныкаться перед Роми. Больше всего на свете люблю обнимать тебя.

Твой законный любовник с нержавеющими чувствами.

P. S. Нет, без дураков, объятия с тобой — мой персональный рай».

Наверное нужно было купить кипу. Я надевал однажды этот головной убор на свадьбу продюсера, и маленькая шапочка очень мне шла, придавала недостающую глубину. Внушительный нос и светлые глаза делают меня очень похожим на потомка Аскеназа — легендарного правнука библейского Ноя. Моя крайняя плоть более чем католична, но я фигурирую в «списке евреев — владельцев медиа», опубликованном на одном из крайне правых сайтов фасосферы[180]. Мне это льстит, и я не опровергаю. Пусть мое имя хоть где-нибудь упоминается!

Приземление разбудило Роми. Мы вышли из аэропорта, взяли такси и решили отправиться прямо в геномную лабораторию клеточных биотехнологий Иерусалимского еврейского университета. Дорога из аэропорта Бен-Гурион заняла около часа, ехали мы между двумя рядами колючей проволоки. Я не верю ни в Бога, ни в Яхве, ни в Аллаха, поэтому смотрел в окно и пытался думать об этой стране, как о «любой другой». Но она таковой не была. Множество полицейских окружали мужчин в черном с пейсами. Израиль — это округ Марэ, только больше, и небо над ним шире. Даже свет там метафизичен. Я вдруг понял, что на иврите знаю одно-единственное слово — шалом и не могу сказать ни да, ни спасибо! Хорошо, что Роми была в Сети и научила меня произносить Ken и Toda. Водитель гнал как безумный, вдавливая педаль в пол. Кондиционер работал на полную мощность, я боялся, как бы Роми не простыла.

— Пристегнись и накинь мой шарф.