Вечная жизнь

Шли дни, а ловушки Никоню, если таковые, конечно, имелись, так и не сработали. Кугель наконец поверил в то, что их просто не существует. В течение всего времени он изучал книги и рукописи мага, но результаты этого изучения были неутешительны. Некоторые книги были написаны на древних языках, имелись нерасшифрованные рукописи, в других описывались феномены, понять которые он был не в силах, в третьих содержались предостережения против такой грозной неминуемой опасности, что Кугель тут же захлопывал тяжелые книги и ставил их на место.

Только одна или две рабочие записные книжки волшебника оказались достаточно простыми для его понимания. Он изучал их с большим прилежанием, зазубривая слог за слогом, буквально вбивая заклинания себе в голову, пока она не начинала раскалываться. В конце концов ему удалось запомнить несколько самых простых, некоторые из них он опробовал на Никоню, в особенности заклинание Мучительного Чесания Люгвиллера. Но постепенно Кугель разочаровывался все больше и больше, видя, что у него недостает врожденных способностей. Настоящие волшебники запоминали сразу три — четыре самых сложных заклинания, а Кугелю для того, чтобы запомнить даже самое простое, требовалось приложить массу усилий. Однажды, пытаясь осуществить пространственный перенос атласной подушки, он перепутал некоторые слова, и его отшвырнуло в вестибюль вместо нужного ему предмета. Раздраженный усмешкой Никоню, Кугель отнес стеклянную трубку на улицу и закрепил ее над входной дверью между двумя подставками, на которых он повесил лампы, освещавшие пространство перед домом в ночное время.

Прошел месяц, и Кугель почувствовал себя в доме Смеющегося Мага более уверенно. Крестьяне из близлежащей деревни приносили ему пищу, а взамен Кугель оказывал им те небольшие услуги, на которые был способен. В одном случае отец Дженс, девушки, которая приходила убирать спальню, потерял ценную пряжку в глубокой цистерне и попросил Кугеля достать ее. Кугель с готовностью согласился и опустил трубку с Никоню в цистерну. Он держал ее там до тех пор, пока Никоню не указал, в каком месте был пряжка, которую Кугель потом достал с помощью крюка.

Этот эпизод подтолкнул Кугеля на мысль использовать Никоню иначе. На Азиномейской ярмарке проходило состязание уродцев. Кугель отнес и выставил Никоню на всеобщее обозрение, и хотя Смеющийся Маг не получил приза, его гримасы невозможно было забыть, и по их поводу велось много разговоров.

На ярмарке Кугель столкнулся и с Фианостером, продавцом талисманов и магических мазей, с тем самым человеком, который послал его в дом Никоню. Фианостер в немом удивлении переводил взгляд с Кугеля на стеклянную трубку с Никоню, которую Кугель отвозил обратно в дом на деревенской телеге.

— Кугель! Кугель-Разумник! — воскликнул Фианостер. — Значит, слухи оказались верными! Ты сейчас хозяин в доме Никоню и обладатель всех его редкостей и волшебных инструментов!

Сначала Кугель сделал вид, что не узнал Фианостера, затем заговорил с ним самым холодным тоном, на какой только был способен.

— Совершенно верно, — сказал он. — Как видишь, Никоню с некоторых пор решил менее активно участвовать в мирских делах. Тем не менее дом его полон ловушек, несколько самых ужасных зверей ходят в саду по ночам, и я заклял каждый вход в дом заклинанием Насильственного Избиения, от которого никому не поздоровится.

Фианостер, казалось, не заметил холодного тона Кугеля. Потирая свои пухлые руки, он спросил:

— Раз уж ты теперь оказался владельцем некоторых редкостей, не захочешь ли ты продать самые незначительные из них?

— У меня в этом нет нужды, — сказал Кугель. — В сундуках Никоню золота хватит до тех пор, пока не погаснет солнце.

И оба человека по привычке, свойственной людям, живущим в это время, посмотрели на небо, проверяя цвет гаснущего светила.

Фианостер грациозно изогнул руку.

— В таком случае, я желаю тебе всего хорошего. И тебе тоже.

Эти последние слова были обращены к Никоню, который в ответ только с ненавистью посмотрел на торговца.

Вернувшись в дом, Кугель отнес Никоню в вестибюль, затем пошел на крышу здания и стал смотреть оттуда на длинный ряд холмов, который, казалось, уходил в бесконечность. Долго стоял так Кугель, опершись о парапет, и в сотый раз думал о неосторожности, которую допустил Никоню, и о том, что ему самому ни в коем случае нельзя совершить подобную ошибку. Потом Кугель еще раз осмотрелся вокруг.

Высоко поднимались стеклянные спиральные башни зеленого цвета, внизу здание шло острыми и неровными углами, которые Никоню, видимо, считал красивыми. Повсюду в тех местах, где легко можно было проникнуть в дом, Кугель разложил скользкий мыльный камень таким образом, что любой карабкающийся наверх человек неминуемо должен был ступить на него, тут же свалиться вниз и погибнуть. Если бы только Никоню принял такие же меры предосторожности — так считал Кугель — вместо создания этого слишком уж коварного хрустального лабиринта, то ему сейчас не пришлось бы смотреть на мир сквозь стеклянную трубку.