Вечная ночь

…– Колюня, солнышко, давай теперь спокойно поужинаем? – Зоя закинула в багажник пакет с обновкой. – Тут есть отличное местечко.

«Конечно, – усмехнулся про себя Зацепа, – иного я и не ждал».

«Местечко» оказалось тем самым рестораном, куда его привела Женя в день их знакомства и куда потом они еще приезжали обедать, в последний раз это было всего лишь десять дней назад.

* * *

Дима отодвинул тарелку с остывшим рассольником, ковырнул картофельное пюре, отрезал кусок курятины. Мясо оказалось жестким и жилистым.

– Вам надо было взять судачка. Он вполне съедобный, – произнес у него за спиной знакомый низкий голос, – приятного аппетита. Я все-таки решил к вам подсесть. Не прогоните?

Профессор Гущенко поставил на стол чашку кофе и сел напротив Соловьева. Откуда он взялся, непонятно. Только что казалось, что в обеденном зале вообще никого нет.

– Дима, у вас такой унылый вид. Это из-за курицы или из-за совещания?

– Все вместе, Кирилл Петрович.

– Да, – кивнул Гущенко, – у меня тоже скверное чувство. Особенно неприятно, что мое замечание о фантазиях было принято как намек на некомпетентность доктора Филипповой. Между тем я имел в виду не только ее, но всех нас, всю группу. Мы ведь тогда совсем запутались с этим Молохом. Разогнали нас, как двоечников. Может быть, и поделом. А вы, если я правильно понял, считаете, что это опять он?

С трудом дожевав кусок курицы, Дима хлебнул яблочного соку.

– Да, Кирилл Петрович. Я уверен, это он.

Гущенко откинулся на спинку стула и посмотрел в окно.

– До чего гадкая погода. То заморозки, то дождь. Все никак весна не наступит. Скажите, Дима, вы хорошо помните профиль, составленный доктором Филипповой?

– Ну в общих чертах помню. А что?

– Советую перечитать на досуге. На мой взгляд, там есть кое-что любопытное. Нет, я не об идее миссионерства, это как раз ее главная ошибка. Но вот в чем она была права, так это в том, что Молох в силу своей профессии как-то связан с детьми, с подростками. Детский врач. Тренер. Учитель. Правда, это больше относится к нынешнему варианту.

У профессора зазвонил мобильный. Он извинился и, прежде чем ответить, сказал:

– Вы будете брать себе кофе? Заодно для меня возьмите еще чашечку.

Дима встал и отправился к буфетной стойке. Народу в зале было совсем мало. Пока буфетчица готовила эспрессо, он слышал, как Гущенко говорит в трубку:

– Нет. Электрошок без меня не делайте. Ни в коем случае. Переведите его в бокс. Не надо пока ничего колоть. Просто наблюдайте. Да? Неужели мать? Очень интересно. И когда она объявилась? Надо же! Ну пусть приходит. Я пока в управлении. Нет, уже не совещаюсь. Обедаю. Через час, не раньше. Почему? Я охотно с ней побеседую.

Когда Соловьев вернулся с двумя чашками, профессор убрал телефон.

– Да, очень грустная история, – он посмотрел на Диму, вздохнул, достал из пачки сигарету, – мальчишка, студент, накачался какой-то синтетической дрянью и зарезал своего соседа по комнате в общежитии. Двадцать пять ножевых ударов. Сосед, видите ли, одержим дьяволом. Вот теперь этого, с позволения сказать, экзорциста прислали к нам на экспертизу. Мать из Бердянска приехала, а он только вчера уверял меня, будто круглый сирота. Ну да ладно. Мы с вами говорили совсем о другом. Знаете, существует стойкое убеждение, и у нас, и на Западе, что серийник никогда не трогает тех, с кем давно и хорошо знаком. Мне кажется, в этом заключалась наша главная ошибка с Молохом.

– То есть?

– Он не типичный, понимаете? Он другой. Оля нащупала что-то, но никто не воспринял это всерьез, потому что всем нам проще мыслить стереотипами, готовыми блоками, чем воспринимать новую, непривычную информацию. Детский врач. Учитель. Взрослый любовник маленькой девочки. Вот что не идет у меня из головы. – Он щелкнул зажигалкой.

– Кирилл Петрович, здесь нельзя курить, – сказал Соловьев.

– Да? С каких это пор?

– Три месяца как запретили. Видите, и пепельниц нет.

– Безобразие! А где же можно?

– Есть курилка в конце коридора.

– Ну тогда пойдем. Вы кофе допили?

«При чем здесь любовник? – думал Соловьев, пока они шли к курилке. – И тем более – учитель? Какая связь? Молох – педофил, который некоторое время живет с ребенком, а потом убивает его таким изощренным способом?»

– Поэтому нет следов изнасилования, – произнес Гущенко, тихо кашлянув, – ему не надо удовлетворять свою похоть. Он сыт. Он убивает потому, что боится огласки, но это лишь внешняя мотивация. Есть и другая, внутренняя. Он стыдится своей грязной страсти, мстит ребенку, вместе с жертвой каждый раз уничтожает свое собственное страшное детство. Он сам пережил в детстве насилие, унижение и превратился в морального калеку, в инвалида.

Соловьеву стало немного не по себе. Профессор шел сзади и как будто читал его мысли. О Гущенко ходило много разных легенд. Он отлично владел техникой гипноза, говорили, что он экстрасенс, умеет угадывать, жив человек или мертв, по фотографии, читает мысли на расстоянии. Правда, сам профессор это отрицал, повторял, что звание колдуна он пока не заслужил.