Вечная ночь

– Тихо, тихо, ну что ты. – Антон пытался успокоить Ику, нашел бутылку с остатками воды.

Она припала к горлышку, выпила залпом и немного пришла в себя, перестала дрожать.

Дождь лил все сильней. У входа в корпус толпились посетители. Их успели вывести на улицу, но они не уходили. Небольшая толпа состояла в основном из пожилых женщин, они возбужденно галдели, перебивая друг друга.

– Как такое могло произойти?! Заряженный пистолет валялся в коридоре, здесь душевно больные люди!

– Мальчик чуть не убил себя!

– Кто за это ответит?

– Счастье, что доктор Филиппова вовремя подоспела и не растерялась. Вы слышали, как она с ним говорила?

– А кого убили-то? Кого убили?

Неподалеку ждала труповозка, две милицейские машины и даже телевизионный микроавтобус с эмблемой канала.

– Ну вот, опять нас опередили, – проворчал Антон.

На площадке перед входом в отделение их встретила Оля, рядом с ней топтался парень с телевидения, Миша Осипов. У двери дежурили два милиционера.

– Ольга Юрьевна! Но меня-то вы можете пропустить! – кричал Осипов. – Только меня и оператора.

– Миша, при чем здесь я? Вас милиция не пускает.

– Ну так вы их попросите. Вон, кстати, Соловьев собственной персоной. Попросите, он вам не откажет.

– Откажу, – сказал Дима, – сейчас, во всяком случае. Подождите на улице, потом поговорим.

Он подошел к Оле и быстро, сухо поцеловал ее в щеку.

– Как ты?

Она взяла его за руку и шепнула:

– Димка, ты, наконец…

Ее пальцы казались ледяными и слегка дрожали.

* * *

Ни малейшего удовлетворения оттого, что удалось обезвредить порнографа, Странник не чувствовал. Дохлый гоминид, мертворожденный. Эта порода, пожалуй, самая мерзкая. Наглядный пример деградации, послушный исполнитель воли вечной ночи, марионетка, зомби. Какая разница, есть он или нет? Ему на смену явятся десятки, сотни таких же чудовищ.

Больше нельзя отвлекаться от главной цели. Чтобы жить и действовать, надо избавиться от оборотня.

Она чем-то напоминала ту, первую, самку. У нее были такие же глаза. Золотисто-зеленая радужка, обведенная черной каймой, тяжелые, как будто припухшие спросонья веки. И такая же манера щуриться по-кошачьи, тихо ласково смеяться, слегка опустив голову.

Его также тянуло к ней.

До того как первая самка затащила мальчика Странника на чердак, прошло несколько месяцев другой, невозможной жизни. Как будто образовалась дыра в ткани вечной ночи и ворвался дневной свет. Источником света казалась она, девочка.

Он больше не был «пончиком» и «нюней». Сто отжиманий каждый день, гантели, бег, прыжки. Он стал высоким, сильным и красивым. Сначала он смотрел на нее издалека, и шея у него вытягивалась, как дрессированная змея из корзины, под дудочку индийского факира. Девочка была музыкой, странным, завораживающим сочетанием звуков. Девочка была водой, а он – рыбой, брошенной на берег. Девочка была водкой, а он алкоголиком без гроша в кармане.

Она училась в восьмом, он в девятом. Он ходил за ней тенью на переменах и после уроков. Когда она смотрела на него, он отворачивался и краснел. Когда подошла и заговорила, он чуть не умер от разрыва сердца.

Она жила в соседнем дворе. Сначала он шел за ней на расстоянии, потом они стали ходить рядом. Она говорила, смеялась. Он молчал. У него ком вспухал в горле. По дороге из школы они покупали мороженое. Он не мог есть, и она съедала обе порции.

Он пригласил ее в кино, на какую-то французскую комедию. Она заливалась смехом и била его кулаком по коленке от возбуждения. Она хотела, чтобы он ее поцеловал. Он не мог, ему казалось, что он сразу умрет. На самом деле, правильно казалось. Она заманивала его в ловушку. Она обволакивала его медовым взглядом, свежим травяным ароматом кожи, легкими теплыми прикосновениями. Она была коварна и вероломна. Самка богомола сжирает партнера после соития. Самка гоминида собиралась сожрать мальчика, человека.

Дети его поколения играли в войну, не только мальчики, но и девочки. На чердаках и в подвалах устраивали штабы. Она позвала его показать штаб.

Он не сразу догадался о ее истинных намерениях. Поднявшись на чердак, они впервые остались наедине. И тут он окончательно потерял бдительность. Пульс его достиг двухсот ударов в минуту, сердце скакало не только в груди, а во всем теле. Он забыл, что он не такой, как другие, ему в первый и в последний раз в жизни захотелось стать как все, он готов был отказаться от себя, человека, и превратиться в гоминида, лишь бы угодить самке, понравиться ей, доставить удовольствие.

Когда он родился, акушерка, принявшая его, долго озадаченно разглядывала младенца и произнесла «мальчик» несколько неуверенно. Врачи определили это как странную, редкую патологию неизвестного происхождения, в принципе не опасную для здоровья. Он слышал, как мама однажды ночью шепталась с бабушкой и рассказала об этом. Бабушка утешала маму, что все ничего, оно потом само как-нибудь вырастет. Вон, носик у младенцев тоже сначала махонький, но ведь вырастает.