У него вдруг закружилась голова, то ли от голода, то ли от духоты и вони. Он закрыл глаза, прислонился затылком к холодной стене. Он ясно представил Ику в квартире на Полежаевской, одну с бандитами. Интересно, кого они прислали? Носатую крашеную блондинку? Ублюдка, который сидел в машине? Бедняга, она, наверное, жутко испугалась.
«Хорошо, что она не знает, где я, и о кассетах ничего не знает. Или догадывается? А, плевать! В любом случае она меня никому ни за что не сдаст. Ради меня она готова на что угодно. Я главный мужчина в ее жизни. Недаром я так старался, когда создавал это чудо, эту идеальную девочку. Какой она была, когда я встретил ее? Жаль, не осталось фотографий. Даже свой старый паспорт она сожгла. Толстая маленькая крыска. Личинка. Вместо передних зубов черные гнилые обломки, перья на голове, лицо в прыщах, сутулая круглая спина, почти горбик. Она заикалась и грызла ногти. Она ненавидела себя и не хотела жить. Ей было семнадцать. Я ее спас, из бесформенного комка глины я вылепил настоящее произведение искусства. В свои двадцать два она остается полноценной нимфеткой. Оттого, что другие спят с ней за деньги, для меня она еще желанней. Деньги она отдает мне. Собственно, с нее, из-за нее и начался мой бизнес. Странные существа – женщины. Нет, не странные. Примитивные. Суть у них рабская, собачья. Ика – забавная болонка, не более. И все-таки мне не по себе оттого, что она там одна, с бандитами. Бедняжка. Она там, я здесь, в грязной вонючей психушке. Я тоже бедняжка.
– Не дай мне Бог сойти с ума…
– Что, простите?
Голос доктора заставил его открыть глаза. Он и не заметил, что последнюю фразу произнес вслух.
– А? Да. Я, кажется, процитировал Пушкина.
Она стояла над ним, вся такая свежая, здоровая, красивая. Из-под шапочки выбивались короткие темно-рыжие пряди.
– Уж лучше посох и сума, уж лучше… как там дальше, не помните? – Он смотрел на нее снизу вверх, заметил маленькую родинку на круглом подбородке.
– Нет, легче посох и сума; нет, легче труд и глад. Пойдемте со мной.
– Куда?
– Ко мне в кабинет. Вас посмотрит мой коллега.
Марк потянулся, похрустел суставами, неохотно встал.
– Кто такой?
– Очень опытный, умный доктор. Профессор. Мой учитель.
Марк поднялся.
– Кстати, Ольга Юрьевна, вы должны похвалить меня.
– За что же?
– Если бы я не обидел сегодня утром старика Никонова, ему пришлось бы подписывать завещание. Вряд ли после этого его фифа стала бы навещать его так часто и кормить с ложечки йогуртом.
Доктор ничего не ответила.
В кабинете, у окна, стоял высокий мужчина в белом халате. Массивные плечи, крупная круглая голова, густой седоватый ежик, свежий запах дорогой туалетной воды.
– Вот, Кирилл Петрович, привела.
Профессор развернулся. Приятное, гладкое, правильное лицо. Глаз не видно за дымчатыми очками.
– Ну, что вы застыли? Проходите, присаживайтесь. Давайте побеседуем. Меня зовут Кирилл Петрович Гущенко. Ваше имя вы, насколько мне известно, забыли.
Профессор опустился в кресло. Марк продолжал стоять. Скрипнула дверь, в кабинет заглянула сестра.
– Ольга Юрьевна, можно вас на минуту?
– Да. Сейчас. – Филиппова вопросительно посмотрела на профессора.
– Иди, Оленька, мы тут пока поговорим по-мужски. – Профессор улыбнулся и подмигнул ей.
Когда она вышла, в кабинете стало тихо. Марк так и не сел. Гущенко достал сигарету, повертел ее в руках.
– Курить здесь нельзя, а хочется, – произнес он задумчиво. – Скажите, вы знаете, какой сегодня день?
– Вторник.
– Правильно, вторник. А год, месяц, число?
Марк ничего не ответил. Под взглядом невидимых глаз ему стало холодно, почти так же, как той ночью, в кабинке колеса обозрения.
Гущенко вальяжно откинулся на спинку кресла, вытянул ноги. У него были отличные, очень дорогие ботинки из темно-серой кожи, на мягкой толстой подошве.
– Ну, господин сочинитель, – произнес профессор после следующей порции мучительной тишины, – не надоело валять дурака?
– Здравия желаю, товарищ генерал. Да, так точно, это я, Матвей. Узнали сразу, значит, богатым не буду. Как самочувствие? Ну замечательно, рад за вас. Конечно, помню вашу просьбу, уже есть несколько вариантов, в любое удобное для вас время привезу, куда скажете. Добро, добро, понял. Сделаем. Иван Поликарпович, простите, что беспокою, у нас тут небольшие неприятности, какой-то сумасшедший увязался, на «Жигулях». Молодой парнишка, рыжий. «Шестерка» бежевая, грязная. Номер? Сейчас скажу.
Тома, не дожидаясь просьбы, обернулась назад, разглядела номер «Жигуленка» и произнесла вслух. Дядя Мотя повторил в трубку.
– Пусть там разберутся, кто он и откуда взялся. Да, спасибо, Иван Поликарпович, жду, мой дорогой. Обнимаю вас.
Дядя Мотя убрал телефон. Облезлый «Жигуленок» грязно-бежевого цвета упрямо торчал в зеркале заднего обзора. Ика видела, как рыжий парень в джинсах и широком сером свитере выскочил из подъезда вслед за ними, слышала, как он заорал: «Стойте! Милиция!»
Теперь он ехал следом.
«Если он действительно из милиции, почему нас не останавливает ДПС? – подумала Ика. – У “жигуленка” даже антенны нет. Может, он никакой не мент?»