Вечная ночь

– От нее, от Жени. Она сказала, что хочет прекратить это и ей нужны деньги, чтобы откупиться от сутенера. Десять тысяч евро. Я дал ей две тысячи, пообещал, что остальные восемь дам позже. После этого мы не виделись.

– Что она говорила о сутенере?

– Ничего. Только что зовут его Марк, фамилию она не знает, он мерзавец и все снимает скрытой камерой.

– И вы ей сразу поверили? Вам не пришло в голову, что она могла это выдумать?

– Сначала не поверил. Просто потому, что очень, очень не хотелось верить. Но потом понял: если она со мной могла за деньги, значит, с другими тоже. Я решил прекратить всякие отношения с ней. Это было трудно, больно, но другого выхода я не видел.

– И денег больше давать не собирались?

– Нет.

– А она не требовала?

– Нет. После той последней встречи она мне ни разу не звонила.

– Она не звонила. Но вы все-таки приехали к ее дому, сидели довольно долго в машине напротив подъезда и врали жене по телефону, что вы в конторе и у вас совещание. Вы следили за Женей?

Зацепа вскинул глаза, впервые посмотрел на Соловьева открытым взглядом, но тут же сморщился, отвернулся, видно, голова у него все еще болела.

– Я не следил. Я тосковал по ней. Я страшно тосковал. А ее, оказывается, уже не было. И вы приехали обыскивать квартиру. Нашли духи. Вычислили меня. Вы хороший следователь. Господи, как больно. Простите.

Он зажал рот, поднялся с дивана, еле волоча ноги, покачиваясь, добрел до неприметной двери между двумя книжными шкафами. Щелкнула задвижка. Соловьев услышал жуткие лающие звуки. То ли Зацепу рвало, то ли он так рыдал. Дима выглянул в приемную. Там было пусто. Секретарша сидела на подоконнике у открытого окна и курила.

– Настя, у него есть свой врач? – спросил Соловьев.

– Да, кажется. Только я не знаю телефона. Вы у него спросите.

– Я уже спрашивал. Он отказывается.

– Надо позвонить Зое Федоровне, его жене.

– Да, пожалуйста. Иначе придется вызывать «скорую».

– Погодите, а что вообще случилось? В чем дело? – спросила Настя, уже взяв телефонную трубку.

– Плохо ему. Врач нужен обязательно.

– Нет, я не понимаю, а почему плохо? Вы его допрашиваете, что ли? В связи с чем? По какому делу? – Секретарша разнервничалась всерьез, в голосе появилась легкая агрессия.

– Не допрашиваю. Мы просто беседуем.

Соловьев вернулся в кабинет и закрыл дверь. Зацепа уже вышел из туалета и сидел за большим столом. Лицо было влажным, дышал он еще тяжелей. Видно, держался из последних сил. Соловьев не стал говорить о враче. Он видел, времени осталось совсем мало. Зацепа в любой момент мог отключиться. Похоже, у него было предынсультное состояние. Дима задал вопрос, который считал сейчас самым важным.

– Николай Николаевич, откуда у вас фотографии?

– Подбросили.

– Вы обещали, что больше не будете лгать.

– Только не это, я не могу, он страшный человек, – пробормотал Зацепа и стал медленно сползать вбок, переваливаться через подлокотник. Соловьев подхватил его, удержал, как мог, усадил в кресле.

Зацепа был без сознания. Лицо перекосилось. Левая рука болталась, как плеть.

* * *

– Ну и при чем здесь я? – спросил Вазелин.

Антон смотрел на него во все глаза. Только что это чмо спокойно выслушало известие об ужасной смерти Жени Качаловой, маленькой девочки, которая была в него влюблена, и ничего, кроме вопроса «при чем здесь я?». Никаких эмоций. Каменное лицо.

– Вскрытие показало, что Женя была беременна. Семнадцать недель. Мальчик. Ваш ребенок, Валентин Федорович.

– Откуда вы знаете, что он мой?

– Допрыгался, идиот, – прошептала Наташа.

Она сидела, отвернувшись, глядя в окно. Губы ее дрожали, Антон не мог понять, то ли она усмехается, то ли сейчас заплачет.

– Да чей угодно! – процедил Вазелин сквозь зубы.

– Когда вы виделись с Женей? – спросил Антон.

– В воскресенье вечером. Мы были в клубе. Ушли рано. Она сказала, что ей надо встретиться с ее учителем. Около десяти я высадил ее из такси неподалеку от ее дома, в сквере у казино. Все.

– С учителем? Кто он? Вы знаете его имя, фамилию?

– Конечно, нет. Она сказала, это ее классный руководитель, преподает у нее в школе русский и литературу.

– Она объяснила, зачем она встречается с ним так поздно?

– Она сама этого не знала. Он назначил ей встречу. Он ей звонил. Я слышал, как она с ним разговаривала.

– Вы видели его?

– Нет. Такси остановилось довольно далеко, на противоположной стороне улицы. Я видел, как она перебегала дорогу.

– В десять пятнадцать в воскресенье он был дома, – сказала Наташа, – и больше никуда не выходил. Я могу это подтвердить официально, если нужно.

– Кроме вас кто еще может это подтвердить? – спросил Антон.

– В течение вечера несколько человек в разное время говорили с ним по домашнему телефону. В двенадцать пришла соседка, стала орать, что у нас слишком громко играет музыка. Он полчаса, наверное, с ней ругался. Слушайте, это что, допрос? Тогда где санкция, повестка или как там у вас положено по закону? И какого черта вообще вы устроили спектакль вчера в клубе, потом тут, с интервью? – Наташа очень старалась не кричать, но голос срывался на визг.

– Нет. Это не допрос, пока только беседа. Все еще впереди.