Вечная молодость графини

Алина поверила. И согласилась, потому что огонек внутри подсказал: согласиться будет правильным. Стефания, услышав ответ, обрадовалась. Неужели она опасалась отказа?

– Ты не пожалеешь. Теперь главное – поскорее поставить тебя на ноги…

И у Стефании это получилось быстрее, чем у врачей. Спустя неделю Алина переехала жить на съемную квартиру. Спустя полгода, уже изменившаяся и мало похожая на себя-прошлую, «случайно» познакомилась с Павлом.

Три месяца игры. Предложение, заставившее Стефанию облегченно вздохнуть. Свадьба.

– Сразу после свадьбы она слегла. Стефания знала про рак и потому спешила, и держалась, наверное, лишь силой воли. Она часто приговаривала, что у князей Батори дух властвует над телом, а не наоборот… Да, вы ведь это хотели услышать? Стефания, как и Павел, была урожденной Батори и гордилась этим. От нее мне и достался гребень.

По лицу Дарьи Федоровны легко читать вопросы, и легко же отвечать на них, пусть ответы эти чем-то похожи на исповедь.

– Она передала гребень перед самой смертью. Не подарок, скорее очередное задание. Мне следовало беречь реликвию до достижения Татьяной двадцати одного года. И я собиралась исполнить его! Мне незачем было врать. Стефания сделала все, что обещала, и даже больше. Вряд ли она могла предположить, что Павел умрет, и я останусь одна с девочками. Но… но когда-нибудь я тоже умру. И встречу по ту сторону жизни Стефанию Батори, которая спросит меня, почему я не сдержала слово. И я хочу знать, что ей ответить. Вы верите, будто там, за порогом, что-то есть?

– Нет, – ответила Дарья Федоровна, сминая в горсть подол своего нелепого платья. – Не верю.

– Странно. В ваших-то обстоятельствах… но вы же не за этим сюда пришли. Вам хочется узнать про гребень, верно? Спрашивайте, и я расскажу. И даже если спрашивать не будете, то расскажу. Хотя вы не верите в жизнь после смерти, а значит, вряд ли поверите в сказку о вечной молодости.

Госпожа из замка Чейте

Ладислав Бенде покачивался в седле. Он свысока взирал и на равнину, раскинувшуюся перед ним, и на замок, выглядевший издали маленьким, и на спутников. Чаще всего задерживался взгляд его на прекрасной Эржбете, и екало сердце в груди, не то от страха, не то от томления.

Многое слышал Ладислав про паучиху из Чейте. И слухам тем не то чтобы не верил, скорей напротив – они манили его, добавляли остроты в унылое бытие.

Хороша была Эржбета Батори. Прекрасней дочерей. Моложе самой весны. И белое лицо ее не нуждалось в пудре, как темные, гладко зачесанные волосы – в краске из сажи. Черной птицей летела она впереди свиты. Развевалась конская грива знаменем, разлетался расшитый чепрак, но всадница оставалась недвижима, будто находилась она в каком-то ином месте. Изредка Эржбета позволяла себе обернуться и тогда смотрела на Ладислава. Обещанье читалось в глазах ее. И тогда разгоряченная кровь заставляла схватиться за плеть, обрушить оную на конские бока.

Скорей!

Встречавшиеся на пути крестьяне спешно убирались с дороги, и лишь одна старуха застыла столбом. Но не сбила ее грозная владычица Чейте, осадила коня, подняв на дыбы.

– Убирайся! – крикнула она. И раздулись гневно ноздри, а глаза полыхнули пламенем.

– Уйду, – спокойно ответила старуха. – Уйду, но скажи мне, госпожа, куда ушли мои дочери?

– А мне откуда знать?